— Очень хорошо. Спасибо, Милли. Давай посмотрим теперь твою спальню, — сказал Тони, продвигая мою коляску через гостиную. Мы остановились в проеме двери, чтобы я могла оглядеть всю комнату. Я слышала, как миссис Бродфилд моет в ванной тазы и готовит все необходимое.

Медленно обводя глазами комнату, я пыталась представить, как моя мать смотрела на нее в первый раз. До этого она жила с Кэлом и Китти Деннисон, парой, которая заплатила за нее пятьсот долларов ее отцу.

Но в первые свои годы она жила в хижине в Уиллисе беднее церковной мыши, потом с этой странной парой Деннисон и затем неожиданно прибыла сюда, в этот особняк, где ей предоставили пару чудесных комнат. Мама, наверное, как и я, остановилась у этой двери и смотрела восхищенными, удивленными глазами на все это великолепие: красивая кровать с полукруглым балдахином из голубого шелка и кружев цвета слоновой кости, голубая атласная кушетка, хрустальные люстры, длинный туалетный столик с зеркалом во всю стену и три кресла в тон мебели в гостиной.

Комната выглядела так, словно оставалась нетронутой с того дня, как ее покинула моя мать. На туалетном столике были фотографии в серебряных рамках, некоторые из них лежали изображением вниз. Сбоку находилась щетка для волос. Под кресло, стоящее около стола, были засунуты бархатные домашние тапочки цвета красного вина. Они были в тон халату, который принес мне в больницу Тони. Был ли это новый халат или же он взял один из висевших в стенных шкафах здесь, в спальне?

Я обратила внимание на слабый затхлый запах в комнате, как будто двери и окна не открывали годами. Везде стояли цветы, чтобы освежить воздух.

Шкафы были заполнены одеждой. Некоторые вещи находились в пластиковых мешках, а некоторые, казалось, только что повесили. Я заметила там и десятки пар всевозможной обуви. Тони увидел, как я рассматриваю одежду.

— Часть вещей принадлежала твоей матери, часть — твоей бабушке. У них удивительно совпадали все размеры. Все вещи подойдут и тебе, и нет необходимости что-то покупать. Перед тобой громадный выбор одежды, которая дожидается тебя.

— Но, Тони, некоторые вещи, должно быть, вышли уже из моды и их теперь не носят.

— Я заметил, что многие старые фасоны вновь стали модными. Во всяком случае, мы не должны бросать все это на ветер.

Миссис Бродфилд вышла из ванной комнаты и откинула одеяло на кровати.

— Я собирался поставить здесь больничную кровать, — пояснил Тони, — но потом подумал, что эта будет более приятной и удобной. У нас есть специальный столик и подушка с подлокотниками на тот случай, если ты захочешь посидеть и почитать.

— Я не хочу сразу ложиться в кровать! — заупрямилась я. — Отвезите меня к окну, чтобы я могла взглянуть на вид отсюда. Пожалуйста, Тони.

— Ей нужно немного отдохнуть, — обратилась к нему миссис Бродфилд. — Она не осознает, насколько это утомительно — покинуть больницу и сразу совершить такую поездку.

— Еще несколько минут, — попросила я, — пожалуйста.

— Позвольте мне только показать ей вид из окна.

Миссис Бродфилд скрестила руки под своей тяжелой грудью и отступила назад в ожидании. Тони подкатил меня к окну и широко раздвинул занавеси, давая мне возможность посмотреть на окрестность. С левой стороны отсюда я могла видеть по крайней мере половину лабиринта. Даже при солнечном свете позднего утра дорожки и каналы выглядели мрачными, таинственными и опасными. Когда я взглянула направо, то заметила вдали подъездную дорогу в Фартинггейл. Я разглядела в стороне то место, которое должно было быть семейным кладбищем, а также то, что наверняка являлось надгробным памятником моих родителей.

Я долго не могла произнести ни слова. Боль и тоска овладели всем моим существом. Я чувствовала себя потерянной, беспомощной, парализованной от горя. Затем, отогнав печальные воспоминания и глубоко вздохнув, я прильнула к окну, чтобы получше рассмотреть окрестности. Тони понял, что особенно привлекло мое внимание.

— Через день или два я отвезу тебя туда, — прошептал он.

— Я хотела бы быть там прямо сейчас.

— Мы должны думать о твоем эмоциональном состоянии. Это распоряжение доктора, — напомнил он. — Но я обещаю свозить тебя туда очень скоро. — Он покровительственно похлопал меня по руке и выпрямился.

— Кажется, я действительно устала, — призналась я, откинувшись на спинку коляски, закрыв глаза и глубоко вздохнув. Две слезинки выскользнули из-под век и упали, как теплые дождевые капли, на щеки, а затем зигзагами пробрались к уголкам моего рта. Тони вытащил аккуратно сложенный носовой платок и осторожно смахнул их. Я поблагодарила его, и он, повернув коляску, подвез меня к кровати. Потом помог миссис Бродфилд уложить меня.

— Я переодену ее в ночную рубашку, мистер Таттертон.

— Хорошо. Я вернусь через несколько часов, чтобы убедиться, все ли в порядке. Хорошего тебе сна, Энни. — Он поцеловал меня в щеку и вышел, тихо затворив за собой двери в спальню.

Перед его уходом я мельком взглянула на Тони. Он выглядел счастливым, его глаза блестели и горели, как язычки голубого пламени в газовой горелке. Неужели хлопоты обо мне настолько наполняют смыслом его жизнь? Какая ирония судьбы, чтобы несчастье одного человека давало другому возможность вновь стать счастливым.