Меня разбудил чей-то плач, похожий на детский. Я распахнул глаза и осмотрел комнату. Было темно, но падающий с улицы свет окрашивал сумрак в оранжеватые тона, и в конце кровати я разглядел какую-то фигуру. Это была Элейн. Часы на ночном столике показывали час двадцать пять ночи.

Я сел, нащупывая кнопку лампы.

– Элейн? Что стряслось?

Свет зажегся, и я зажмурился. По щекам Элейн вместе со слезами стекали черные струйки туши, а прямо под правым глазом набухал синяк. Низкий вырез ее блузки был порван, так что виднелся лифчик, как будто кто-то пытался сорвать с нее блузку.

Она посмотрела на меня, стараясь сохранить достоинство, но это оказалось ей не по силам, и она снова заплакала.

– О, Макс…

Растерянный и встревоженный, я вскочил с кровати и обнял ее.

– Элейн, что случилось?

Некоторое время она не могла выговорить ни слова, только рыдала, уткнувшись мне лицом в грудь, и я дал ей выплакаться. Наконец она подняла голову и отвернулась от меня.

– Не обращай внимания, Макс. Прошу тебя. Сейчас я успокоюсь.

Сидя спиной ко мне, она сняла блузку – в первый раз за все это время она как будто стеснялась меня, – бросила ее в угол, а потом расстегнула лифчик.

– Элейн, пожалуйста, объясни, что с тобой? Тебя кто-то обидел? – Я подошел ближе и стал поглаживать ее по плечам, стараясь успокоить. – Ну не молчи, расскажи мне обо всем.

– Я не могу, – сказала она, по-прежнему не оборачивало ко мне. – Не хочу, чтобы ты сделал какую-нибудь глупость.

Но было уже поздно. Последние четыре дня я только и знал, что совершал один глупый поступок за другим. Но я не стал ей этого говорить, ведь, лишь проявив терпение, я мог добиться от нее признания.

– Хочешь выпить? Бренди или что-нибудь другое?

Она кивнула:

– Лучше бренди.

Я прошел в кухню, нашел бутылку бренди, а себе налил стакан воды.

Когда я вернулся в спальню, она сидела на краю кровати в ночной сорочке. Она уже не плакала и, казалось, немного успокоилась.

– Извини меня, – сказала она и поблагодарила, когда я протянул ей бренди.

Я присел на туалетный столик, и мы оказались лицом друг к другу.

– Извиняться тебе не за что, но я хочу знать о случившемся. Пожалуйста.

– Почему? Я же не сделала тебе ничего хорошего.

– Это уж мне судить.

Она довольно долго на меня смотрела, а я думал, что, даже расстроенная и униженная, она по-прежнему невероятно хороша. И такая беззащитная. При всей ее внешней резкости она плакала так же безутешно, как и любая другая женщина.

– Ну расскажи же мне, Элейн.

Она судорожно вздохнула, затем устремила взгляд на потолок.

– Сегодня в клуб пришел Крис Хольц.

У меня вдруг свело желудок, то ли от страха, то ли от ненависти, скорее всего от того и от другого.

– Он пригласил меня пройти с ним в кабинет Фаулера. Там он стал меня расспрашивать о счетах, о том, сколько мы выручаем, на что уходят деньги, и все такое. Оказалось, он думал, я в курсе всей этой торговли наркотиками, которой там занимались, Я поставила его в известность, что эта сторона деятельности клуба меня не касается, и выдала ему все документы. Мне не понравилось, как он себя ведет. Он обращался со мной словно с какой-то уборщицей. Я слышала, его считают настоящим ублюдком, но не думала, что он может распоясаться до такой степени. Он называл меня наемной шлюхой, а когда я не смогла дать ему нужную информацию, обозвал меня лживой сучкой. Заявил, будто все мы подделываем записи в расходных книгах. Рой, я и Уоррен Кейз. это парень, который направляет к нам охранников. – Она все время крутила кольцо на указательном пальце и покачивала головой. Наконец она посмотрела мне прямо в глаза. – Ты меня знаешь, Макс, я никому не позволю оскорблять себя. Я сказала, что говорю правду, а если он мне не верит, то это его дело. А потом заявила, что ухожу из клуба.

– И что случилось… потом?

– Он меня ударил. Этот подонок встал и ударил меня прямо по лицу! – Она коснулась щеки, по которой пришелся удар, и во мне вспыхнула ярость. – Я просто не могла в это поверить. Меня в жизни пальцем никто не тронул! А потом он подошел ближе, схватил меня за волосы и закричал, что мне нужно научиться правильно вести себя. Все произошло так быстро, я даже испугаться не успела, я назвала его трусливым подонком и хотела двинуть ему коленом между ног, но он увернулся. И тогда он стал одной рукой хлестать меня по лицу, а другой едва не задушил меня и все время твердил, что мне пора научиться вежливо себя вести. – Она вдруг замолчала, и я подумал было, она снова расплачется, но она продолжала совсем тихо: – В какой-то момент этот грязный подонок возбудился… Он… он прижал меня к столу, и я почувствовала, как он сильно ко мне прижался, называл меня проклятой проституткой и хапал меня руками, готовый на меня наброситься… Боже, это было так мерзко и страшно! Я пыталась сопротивляться, Макс, правда пыталась, но он оказался куда сильнее меня. Я едва дышала, когда он обхватил мне горло рукой… думала, он убьет меня.

Я подошел к Элейн и обнял ее. В груди у меня все кипело, с трудом верил своим ушам и боялся узнать, что с ней произошло еще кое-что и похуже.

– Он тебя изнасиловал? – тихо спросил я, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ.

Она покачала головой и отняла руки от лица, но по-прежнему на меня не смотрела. У меня слегка отлегло от сердца.

– Он сделал… другое, – вздрогнув от отвращения, произнесла она. – И когда он кончил, презрительно взглянул на меня и велел выметаться вон. Как будто я была вещью, Макс' Никто… в жизни никто меня так не унижал! – Элейн потрясла головой, будто хотела освободиться от воспоминаний. Она выглядела несчастной и потрясенной, и вот тогда я понял – я не хочу ее терять. Честно говоря, именно пребывая в этом состоянии растерянности и ярости, я почувствовал, что люблю ее. Конечно, это слишком скоропалительно, но иногда и так бывает.