– Ты же знаешь, Макс, сейчас неподходящий момент для выходного. Может, через пару деньков.

– А что такого может произойти в «Аркадии»? Особенно теперь, когда Фаулер уже не вернется.

– Там очень тревожная атмосфера, тем более что все, кроме нас с тобой и тех, кто его убил, думают, он вот-вот вернется.

– А Хольцы уже появлялись?

– Нет, и вряд ли появятся, пока там околачивается полиция и допрашивает всех об отравленном швейцаре.

– Но рано или поздно им придется высунуть нос. Эти парни не из тех, кто упустит из рук такой лакомый кусочек, как «Аркадия». Поэтому скоро ты с ними столкнешься и тогда берегись.

Она села и холодно посмотрела на меня, как будто это мне нужно было беречься.

– Приятно видеть, как ты обо мне заботишься, Макс, в самом деле приятно. Но можешь за меня не волноваться. Я знаю, что делаю.

Элейн была вспыльчивой и упрямой, и я не стая с ней спорить, однако она не очень меня убедила. Я почему-то вспомнил, как в Сьерра-Леоне американский командир соседнего с нами наемного подразделения произнес точно такую же фразу, отправляясь в одиночестве на разведку недалеко от алмазных копей Бо, и не вернулся.

Выяснилось, что его попросту сожрали патрульные революционного объединенного фронта.

Погода была слишком хорошей, чтобы торчать дома, тем более я уже двое суток не покидал квартиру Элейн. Джо был прав: вероятно, я не так уж интересовал Старину Билла. [13] Да, я избил двух копов, плюс одного по моей вине случайно обдали струей мочи, но ведь с ними постоянно случаются такие мелкие неприятности. Копам частенько достается во время несения службы. они как солдаты – на то и работают в полиции, участвуют во всяких опасных операциях и вес такое. Может, они и хотели бы меня схватить, но вряд ли ради этого подняли в воздух вертолеты и расклеили повсюду объявления о моем розыске, поэтому днем мы с Элейн вышли пройтись по Клеркенуэлл рука об руку как настоящие влюбленные, наслаждаясь солнцем, теплом и городом, словно какие-нибудь туристы.

Возвращаясь домой, мы остановились у итальянского магазинчика, и я накупил разных продуктов: анчоусы, маслины, пучок орегано, банку итальянских томатов и, самое главное, упаковку из шести бутылок «Перони». На кухне у Элейн я нашел спагетти и после того, как мы немного покувыркались в постели, приготовил нам пасту «Путтанеска» по рецепту, которому меня научила бывшая жена в один из тех редких случаев, когда мы с ней разговаривали. Это целая гора спагетти с ужасно острым соусом. Коварные итальянские жены готовят для своих мужей это блюдо, так как кажется, что оно готовится очень долго, хотя на самом деле занимает всего-то минут двадцать, после чего у них остается еще целый день для развлечений на стороне. Может, таким образом моя бывшая пыталась мне что-то сказать…

Элейн нужно было появиться в клубе в половине десятого, и перед ее уходом я сказал, что чувствовал бы себя спокойнее, если бы она бросила эту работу, – довольно нахально с моей стороны, принимая во внимание то, как мало я ее знал, хотя, если честно, мне стало казаться, будто из нашего знакомства может что-нибудь выйти.

– Ты же очень умная и энергичная, умеешь распоряжаться людьми. Почему бы тебе не подыскать работу в другом месте?

Она остановилась и оглянулась на меня с таким видом, словно говоря: «Не слишком ли ты рано почувствовал себя хозяином, сынок!» На каблуках она была всего на дюйм ниже меня.

– Я слышу тебя, Макс, и я уйду из клуба, но только когда сама найду это нужным. Понял? Я уже достаточно взрослая и в состоянии сама о себе позаботиться. Спасибо тебе за заботу, но прибереги ее для тех, кто в ней действительно нуждается.

После се ухода я принялся за пиво, отчаянно пытаясь найти что-нибудь приличное по телику, но, как всегда, это было пустой тратой времени. В конце концов я остановился на программе, посвященной жизни шимпанзе в африканских джунглях. Она меня увлекла. Обезьяны носились по деревьям, ссорились друг с другом и вообще вели себя очень живо и весело, словно в зоопарке, и я даже начал размышлять о том, какая приятная и беззаботная жизнь у членов этого человекообразного племени, когда все вдруг изменилось. Неподалеку от стана шимпанзе среди деревьев появился дружелюбно выглядевший гиббон, и одна из самок шимпанзе заметила его. И в следующее мгновение вся их банда заорала и завизжала, как одурманенные наркотой фанаты «Миллуолла», и не успел я понять, что к чему, как они бросились за несчастным гиббоном через кусты, к полному восторгу задыхающегося от возбуждения рассказчика.

После полной драматизма пятиминутной погони они загнали беднягу на дерево и там, к моему ужасу, голыми руками стали терзать и рвать его на части, а он только смотрел на них беспомощными и скорбными глазами. Затем они начали пожирать его живым, даже мне стало тошно. Особенно когда я осознал, что весь этот ужас могут видеть малые дети. Подумать только: эти кровожадные хищники являются нашими ближайшими родственниками в мире животных!

Один из шимпанзе нагло уставился на камеру, продолжая жевать здоровый кусок плоти гиббона, и у меня появилось противное ощущение дежа вю. Сидящий поддеревом с видом единственного и полновластного хозяина этого леса, с очень похожим на мерзкую улыбку выражением морды, он напомнил мне предателя Тони.

Может, этот подлец Тони возродился в образе обезьяны.

Тут я выключил телевизор, не имея желания и дальше играть в гляделки со знакомым на вид шимпанзе, и открыл новую бутылку «Перони». Я вдруг подумал, как бы провел тот злополучный вечер, если бы отказался работать на Фаулера. Сидел бы, наверное, дома и смотрел бы по телику что-нибудь приятное. Да, мне было бы куда легче и проще, но вместе с тем – и скучнее. А иногда это похуже, чем влипнуть в какую-нибудь проблему.

Но в тот момент я еще не знал того, что знаю сейчас: мои проблемы только начинались.