“Я здорова, я в полном порядке”, - упорствовала мать.

“Нет, вы больны. Мне только этого не хватало - заразиться гриппом от еврейки! Вы сейчас же пойдете домой. Даже и не начинайте сегодня работать. У вас есть дети?”

“Да”.

“Сколько?”

“Один сын”.

Он пристально взглянул на мать, затем повернулся и уже уходя сказал: “Ну, смотрите сами - она остается здесь!” И внезапно громко, чтобы слышали все, закричал: “А ну давай, выметайся отсюда!” И исчез за захлопнувшейся дверью.

Все произошедшее страшно испугало мать. А кроме того, всякого, кто не работал, могли сразу арестовать. Внеурочное возвращение матери с работы было для меня полной неожиданностью. Бледная, как мел, стояла она посреди кухни.

“Ты заболела?” - спросил я.

“Ну вот, теперь ты задаешь мне тот же вопрос!” - закричала мать. Упав на стул, она разразилась безудержным плачем. Я хотел успокоить ее, погладить, но мать оттолкнула меня. “Меня отправили домой, потому что я якобы заболела. Ты понимаешь, что это значит?”

Я кивнул и помолчав, сказал: “Ты должна позвонить Лоне”.

“Как же, поможет нам Лона”, - язвительно отозвалась мать.

“Конечно, она поможет нам”, - сказал я.
– “Она обязательно что-нибудь придумает. Лона не боится приходить к нам, она даже вместе с тобой по улице ходит”.

“И при этом просит меня, чтобы я своей сумкой закрывала “звезду Давида”.

Я не знал, что ответить на это матери. Лону можно было понять.

По-настоящему Лону звали Лотта, Лотта Фуркерт. Она была близким другом моих родителей и владела магазином на Кайзер-Вильгельм-штрассе, торгующим изделиями из шерсти и трикотажа. Магазин достался ей от моего отца, потому что теперь он не имел права владеть им. Ежемесячную выручку от продажи товаров она честно делила с моей матерью. Лона трижды выходила замуж. Фуркерт был ее третьим мужем. Этот криминальный тип очень любил Лону. Ради нее он даже совершил кражу со взломом - украл в меховом магазине норковую шкурку, чтобы подарить Лоне, и теперь сидел за решеткой. Когда она однажды навестила его в тюрьме, он признался, что меха - это не его профиль, и норку он украл только для нее. Это заявление до слез тронуло Лону, и когда после войны Фуркерт вышел из тюрьмы и ему, по его собственному выражению, нечего было жрать, она помогала ему. Тогда же она из Лоны снова превратилась в Лотту и с гордостью носила имена всех трех мужей, официально именуясь фрау Беге-Фауде-Фуркерт. И стала лесбиянкой.

Я думаю, что настоящей любовью этой женщины был мой отец, хотя между ними ничего такого не произошло. Мать же, напротив, была иного мнения.

Лону мать застала в магазине. Лона успокоила мать, сказав, что забежит к нам, как стемнеет. Мы прождали весь вечер, но она так и не пришла.

Вместо Лоны к нам явился молодой эсэсовец. Мать познакомилась с ним довольно странным образом. Мой отец был тогда еще жив и находился в концентрационном лагере Заксенхаузен под Берлином. Мы с матерью жили в маленькой квартирке на задворках квартала Тиргартен. Всякий раз, когда мать подходила к нашему дому, сзади нее внезапно возникал мужчина в эсэсовской форме. Это был довольно привлекательный молодой человек, по виду типичный ариец. Не доходя до дверей нашего дома он останавливался и ждал, когда мать обернется, вежливо раскланивался и уходил. Это продолжалось недели две, - правда, не каждый день, но довольно часто. Вначале мать боялась этого человека и пыталась избежать встреч с ним, приходя домой то позже, то раньше обычного времени. Однако незнакомец терпеливо ждал ее прихода или внезапно подбегал к матери и, взглянув на нее, раскланивался.

Однажды мать, не выдержав, заговорила с ним: “Хотите познакомиться со мной? А знаете, кто я?”

“Нет”.

“Я еврейка, мой муж находится в концентрационном лагере, и наш брак до этого момента был вполне счастливым”.

Незнакомец долго, не говоря ни слова, смотрел на мать. Затем так же молча кивнул ей и ушел.

Долгое время он не появлялся, но однажды возле нашей двери мы нашли довольно объемистый пакет. Сначала мы даже не хотели брать его, полагая, что этот пакет нам положили по ошибке. На пакете не было ни адреса получателя, ни фамилии отправителя. Вечером мы все-таки взяли пакет, но открыли его только на следующее утро. В пакете было масло, колбаса, большой кусок копченой ветчины, мука, шоколад и овсяные хлопья.

“Смотри-ка, ветчина! Откуда он знает, что мы не едим кошерного?” - усмехнувшись, сказала мать.

“А ты откуда знаешь, что это от него?” - простодушно спросил я.

“Откуда знаю?” - переспросила она.
– “Да потому, что он чокнутый, вот откуда!”

И с того самого утра мы с матерью называли незнакомца “этот чокнутый эсэсовец”. Однажды вечером, видимо, собравшись с духом, он позвонил в нашу квартиру, оттеснил в сторону мать, которая не хотела пускать его в дом, и быстро закрыл за собой входную дверь. На этот раз он был в гражданской одежде. Я увидел, как он пожал матери руку и одновременно предостерегающим жестом приложил к губам указательный палец левой руки. “Чокнутый эсэсовец” был здоровым, крепким на вид мужчиной, но как-то сразу я ощутил этого человека своим приятелем, мальчишкой-ровесником. Он пришел к нам и теперь играет в охотников и индейцев. Или во что-то похожее.

Мать пошла в комнату, “чокнутый” неуверенно последовал за ней. Со спины он показался мне очень большим, но когда я снова посмотрел ему в лицо, ко мне вернулось прежнее внезапное ощущение - передо мной мальчишка, мой сверстник.

Мы жили тогда в двухкомнатной квартире на Эльбефельдерштрассе, жили довольно бедно, и поэтому я немного стеснялся.

Лицо матери стало строгим, даже несколько надменным. Она сидела на краешке стула с таким выражением, как будто хотела сказать: “Ну, выкладывайте, что там у вас, и уходите”. Мне было искренне жаль “чокнутого”. Я никогда не видел его в военной форме, а в штатском он выглядел вполне обычным, ничем не примечательным. Я попытался представить его в черной форме эсэсовца, но мне это не удалось. Поведение матери удивило и огорчило меня.

После довольно долгого молчания он наконец заговорил.

“Меня зовут Манфред Шенк. У моих родителей хозяйство под Штеттином, а сам я служу в Берлине. Мне хочется вам чем-нибудь помочь”.

“Почему?”

“Просто хочется”.

“Ну почему? Почему вы хотите помочь мне? Вы же знаете, что этим вы подвергаете себя опасности. Да и нас с сыном тоже”.

“Я знаю. Но тем не менее я хотел бы что-нибудь сделать для вас. Я считаю это своим долгом”.

Мать рассмеялась. “Разве вы забыли - я видела вас в форме СС?”