Время от времени Тэнго вставал со стула, разминал плечи, подходил к окну и смотрел наружу. Последние несколько дней было пасмурно, а однажды после обеда пошел дождь. Сосновая роща тут же потемнела от тяжкой влаги. В тот день рокота волн было совсем не слышно. Даже ветер не дул; просто падала вода с неба, и все. Черные птицы, собравшись в стаю, улетели куда-то сквозь этот дождь. Наверно, их души точно так же набухли и потемнели от сырости. Даже в палате все стало влажным — подушка, книги, столешница. Но при любой погоде — в сырости или ветре, в шуме ли волн — отец оставался недвижен. Паралич обволакивал его, как жалкое рубище — тело бедняка. Отдохнув немного, Тэнго читал дальше. В этой тесной сырой палате он все равно ничего больше не мог.

Когда же читать вслух совсем надоедало, он просто сидел и молча смотрел на отца, пытаясь представить, что же творится в голове старика. Во что превратилось сознание внутри этого черепа — твердого, точно старая наковальня? Или, может, никакого сознания там уже нет? И эта голова теперь — словно брошенный дом, из которого вынесли всю утварь, не оставив и духа человеческого жилья? Но даже если так, на стенах и потолке должны были осесть какие-то следы прошлого. Ведь если что-нибудь долго и в поте лица возделывать на одном месте, оно не должно так быстро кануть в небытие. И кто знает — возможно, пока отец лежит здесь, на казенной кровати в больнице у моря, в его подсознании проплывают события и картины, не видимые более никому.

Молоденькая краснощекая сестра, войдя в палату и улыбнувшись Тэнго, измерила отцу температуру, проверила капельницу и катетер. Результаты вписала в дневник состояния пациента. Ее руки двигались автоматически — видимо, в точности по инструкции. Следя за этими отлаженными движениями, Тэнго думал о том, каково этой девушке жить такой жизнью: в городишке у моря ухаживать за выжившими из ума стариками безо всякой надежды на исцеление. А ведь еще совсем молодая, здоровая. Грудь под накрахмаленным халатом не маленькая, но компактная — что называется, в самый раз. На гладкой шее поблескивал золотистый пушок. Табличка на отвороте халата сообщала фамилию: «Адати».

Что же привело эту девочку в царство старческого забытья и медленной смерти? Тэнго уже понял, что Адати — очень способная и старательная медсестра. Энергичная, умелая. Запросто ведь могла бы перейти на другую работу по специальности — туда, где больше жизни, где интересней. Отчего же выбрала такое печальное место? Что за причины и обстоятельства держат ее именно здесь? Если спросить напрямую, наверняка ответит честно. По крайней мере, впечатление честной девчонки она производит. Но Тэнго решил не спрашивать. Все-таки он в Кошачьем городе. Рано или поздно придется сесть на поезд и вернуться в обычный мир.

Выполнив все, что положено, медсестра вернула на место планшет и неловко улыбнулась Тэнго.

— Особых изменений не наблюдается, — сообщила она. — Все как всегда…

— В общем, ситуация стабильна? — уточнил Тэнго, стараясь говорить как можно жизнерадостней. — Если точнее.

Она снова улыбнулась, уже слегка виновато, наклонила голову. И заметила книгу на коленях Тэнго.

— Это вы отцу читаете? Тэнго кивнул.

— Хоть и сомневаюсь, что он меня слышит…

— Все равно это очень полезно, — сказала сестра.

— Полезно или нет, не знаю. Просто ничего другого в голову не приходит.

— Но кроме вас, этого больше никто не делает.

— Может, потому, что все нормальные люди, в отличие от меня, заняты обычной человеческой жизнью?

Медсестра хотела что-то ответить, но запнулась и промолчала.

— Берегите себя, — только и сказала она.

— Спасибо, — отозвался Тэнго.

Когда сестра Адати вышла из палаты, он немного подумал — и стал читать дальше.

Под вечер, когда отца на койке с колесиками увезли на обследование, Тэнго спустился в столовую, прошел к телефону-автомату и позвонил Фукаэри.

— Ничего не изменилось? — сразу же спросил он.

— Ничего, — ответила она. — Все-как-всегда.

— Вот и у меня ничего. Выполняю день за днем одно и то же.

— Но-время-продвинулось.

— Это верно, — согласился Тэнго. — Время каждый день продвигается вперед на целые сутки. И назад его уже не вернешь…

— Тут-опять-ворона-прилетала, — сообщила Фукаэри. — Большая-ворона.

— Эта ворона каждый вечер прилетает на мой подоконник.

— Выполняет-день-за-днем-одно-и-то-же.

— Точно, — сказал Тэнго. — Так же, как и мы с тобой.

— Но-она-про-время-не-думает.

— Да, вороны о времени не задумываются. Понятие времени доступно только людям.

— Почему.

— Людям свойственно рассматривать время как прямую линию. Ну или как длинную палку, на которой они ставят засечку. На одном конце — прошлое, на другом — будущее. А мы сейчас посередине — вот здесь и ставим засечку. Я понятно говорю?