— Это управление местной полиции? — церемонно уточнил Ричардс. — Привет-привет! Ба, неужели все «пушки» настоящие? Тут же целый арсенал! Сейчас я вам кое-что покажу!

Уолгаст повернулся и увидел, как Ричардс стреляет женщине в лоб. Выстрел был всего один, с близкого расстояния, а длинный цилиндр глушителя превратил его в хлопок. Женщина качнулась, парик съехал набок, глаза от ужаса стали совсем круглыми. На грязный пол потекла тонкая струйка крови. Руки женщины взметнулись, а через секунду повисли безжизненными плетями.

— Упс, пардон! — поморщился Ричардс и обошел вокруг стола. Комната наполнилась резким запахом пороха. Прайс с Керком от страха разинули рты и словно примерзли к месту. Или, пожалуй, дело было не в страхе, а в недоумении — оба чувствовали себя героями фильма с совершенно нелогичным сценарием. — Так… — Ричардс прицелился. — …Стоим и не двигаемся. Вот молодцы! — Он хладнокровно застрелил обоих.

Никто из троих даже не пошевелился. Убийство напоминало замедленное кино, хотя было совершено за считанные секунды. Уолгаст взглянул на мертвую женщину, потом на тела Прайса и Керка. Как удивительна смерть! Как абсолютна, непоправима и самодостаточна! Эми не сводила глаз с лица убитой: когда грянул выстрел, их разделяло лишь несколько футов. Рот несчастной открылся, будто она собиралась заговорить, по лбу струилась кровь, заливала глубокие морщины, растекалась, как река по долине. В руках Эми таяло недоеденное мороженое, вероятно, оно таяло и во рту, обволакивая язык молочной сладостью. «Ну вот, теперь вкус мороженого у Эми будет ассоциироваться с трагедией», — неожиданно подумал Уолгаст.

— Мать вашу, вы застрелили их, застрелили! — заголосил Дойл.

Прайс упал рядом со своим столом. Ричардс проворно опустился возле него на колени, достал ключ от наручников, швырнул Уолгасту, а потом вяло махнул пистолетом Дойлу, который косился на оружейный шкаф.

— Даже не думай! — предупредил Ричардс, и Дойл сник.

— Вы же не пристрелите нас? — освободив руки, спросил Уолгаст.

— Не сейчас.

Эми заплакала, подавилась воздухом и заикала. Уолгаст передал ключи Дойлу и прижал девочку к себе. Она казалась такой слабой, испуганной, сломленной.

— Тише, маленькая, тише, тише! — ничего другого Брэд придумать не смог.

— Все это очень трогательно, — заявил Ричардс, вручая Дойлу розовый рюкзачок Эми. — Если мы не уйдем сейчас же, мне придется снова стрелять, причем много, а я с утра уже настрелялся!

Уолгаст вспомнил придорожный ресторан: неужели там все тоже перебиты? Перепуганная Эми плакала и икала — от ее слез рубашка Брэда промокла насквозь.

— Господи, она же ребенок!

— Почему все повторяют это как заведенные? — недовольно переспросил Ричардс и указал пистолетом в сторону двери. — Вперед!

Освещенный утренним солнцем «тахо» стоял на подъездной аллее рядом с машиной Прайса. Ричардс усадил Дойла за руль, Уолгаста — рядом, а сам устроился сзади вместе с Эми. Уолгаст чувствовал себя абсолютно беспомощным: столько мучился, столько раз поступался собственными принципами, а сейчас вынужден повиноваться. Они покинули город и оказались в открытом поле, где ждал вертолет с обтекаемым черным корпусом без опознавательных знаков. Стоило подъехать — широкие лопасти пропеллера ожили. Вдали послышался вой сирен, с каждой секундой звучавший все ближе.

— Быстрее! — скомандовал Ричардс и махнул пистолетом. Едва они поднялись по трапу, вертолет взлетел. Уолгаст крепко прижимал к себе Эми. Реальность напоминала сон, ужасный, отвратительный сон: Брэд бессильно наблюдал, как у него отнимают самое дорогое. Этот сон ему снился и раньше, этот кошмар, в котором Уолгаст хотел, но никак не мог умереть.

Вертолет резко развернулся; в иллюминаторах мелькнуло поле, а у его кромки — несущийся вперед кортеж из девяти патрульных машин. Сидевший в кабине Ричардс ткнул в лобовое стекло и что-то сказал пилоту. Вертолет развернулся в другую сторону и неподвижно завис над полем. Патрульные машины отделяло от «тахо» лишь несколько сот ярдов. Ричардс знаком велел Уолгасту надеть наушники и приказал:

— Смотри!

Ответить Брэд не успел. Мелькнула ослепительная вспышка, и вертолет сотряс мощный удар. Уолгаст схватил Эми за плечи и прижал к себе, а когда снова выглянул в иллюминатор, от «тахо» осталась лишь дымящаяся яма, в которой бы легко уместился целый особняк. Наушники вибрировали от хохота Ричардса. Вертолет снова развернулся, набрал скорость так стремительно, что пассажиров прижало к сиденьям, и полетел прочь.

Он покойник. С этой аксиомой Уолгаст смирился, как с непреложным законом природы. Когда наступит развязка, Ричардс отведет его в уединенную комнату, смерит взглядом, таким же, каким напоследок одарил Прайса и Керка — бесстрастным взглядом снайпера, целящегося кием в шар или бумажным комком в мусорную корзину, — и все, конец. Впрочем, возможно, его выведут на улицу — Уолгаст очень на это надеялся! — и прежде чем Ричардс прострелит ему голову, он увидит деревья и подставит лицо солнечным лучам. Пожалуй, стоит даже попросить: «Я хотел бы умереть, глядя на деревья. Вы не возражаете? Сложностей-то в сущности никаких!»

Уолгаст находился на территории объекта уже двадцать семь дней. По его подсчетам, началась третья неделя апреля. Что стало с Эми и Дойлом, Брэд понятия не имел: их разделили сразу после приземления. Ричардс и группа вооруженных солдат куда-то уволокли Эми, а их с Дойлом снабдили усиленной охраной, а потом тоже разлучили. «Разбор полетов» не произвели, чему Брэд сперва немало удивился, но со временем понял причину: они с Дойлом выполняли неофициальное задание! Его история никого не интересовала, потому что с формальной точки зрения была лишь байкой. Уолгаст не понимал одного: почему Ричардс сразу его не пристрелил.