Анни как будто начала что-то понимать и удивилась, как не догадалась об этом раньше.

— Ты хочешь, чтобы я стояла на венчании вместо тебя?Я этого не сделаю!

Она скрестила руки, хотя уже чувствовала, что ее решимость слабеет.

— Ты слышишь меня, Федра Сент-Джеймс? Я этого не сделаю!

Но Федру она не обманула.

— Сделаешь, — рассудительно убеждала она, — потому что ты знаешь, речь идет о всей моей жизни. Подумай, Анни… Мое счастье… Может быть, мой рассудок в твоих руках.

— Нет, — ответила Анни, но это прозвучало не слишком уверенно.

Она всегда опекала Федру, а от привычек трудно отказываться.

— Пожалуйста, — молила Федра, крепко сжимая руки Анни. — Ты моя единственная надежда.

Анни настороженно поглядела на служанок, но они были заняты уборкой и болтовней друг с другом.

— Почему бы тебе не пойти к Чандлеру и не сказать ему правду?

— Он знаето моих чувствах, — сказала принцесса, — но его это не беспокоит. Хотя сейчас положение в Бавии изменилось, мистеру Хэзлетту все равно выгодно жениться на мне. Анни, ты знаешь Рафаэля… он принесет меня в жертву, как козу, но не поступится своей драгоценной гордостью.

Анни закрыла глаза. Месяц назад она нашла бы что возразить подруге, но теперь она знала — Федра права. Для Чандлера Хэзлетта и для Рафаэля брак не был завершением любви, он был договором, выгодной сделкой, обменом собственности на собственность.

— Кто же этот таинственный человек, которого ты любишь? — спросила Анни после минутного молчания.

Федра опустила глаза и принялась разглядывать свои изящные руки на коленях.

— Пока я не могу тебе сказать, — ответила она.

— Ты мне не доверяешь?

— Ну что ты! — искренне воскликнула принцесса, и слезы опять потекли по ее щекам. — Я знаю, ты никому не скажешь даже под угрозой смерти. Это я не смею. Если кто-нибудь услышит, не дай Бог, дойдет до Рафаэля. И тогда никто не знает, что будет.

Анни как будто обиделась за Рафаэля.

— Ты действительно думаешь, что твой брат может убить этого человека?

Федра достала носовой платок и вытерла слезы.

— Ты бы меня не спрашивала, если бы Рафаэль не вскружил тебе голову, — шмыгнув носом, проговорила она. — Ты не видишь его недостатки.

Анни улыбнулась. Она неплохо знала слабости Рафаэля, но принимала их как часть его личности.

— Ты говоришь о его нестерпимом высокомерии? Или о его упрямстве? Или, может быть, о его ужасной гордыне?

Федра сбавила тон.

— Ну, помоги мне, — едва дыша, взмолилась она. — Поможешь?

— Не знаю, — ответила Анни. — Я должна подумать.

— С каких это пор ты думаешь, прежде чем что-то делаешь?

Анни, не торопясь с ответом, несколько минут наблюдала за работой девушек.

— Многое изменилось с тех пор, как я приехала в Бавию, — наконец сказала она. — Возможно, я повзрослела.

С этими словами Анни поднялась и вышла из часовни, оставив принцессу одну. Она отправилась в холодные пыльные комнаты позади кухни, куда перенесли больных. Три оправившихся от ран мятежника, которые участвовали в злополучном нападении на замок, лежали у дальней стены. Двое спали, а третий мрачно смотрел на потолок.

Анни взяла кувшин с водой, чистую кружку и подошла к нему.

— Здравствуй, — сказала она.

Солдат уставился на нее черными наглыми глазами, но она заметила непроизвольное движение его губ, когда он понял, что у нее в руках.

Анни наливала воду в кружку, и он, не сводя глаз, следил за вожделенной струей.

— Меня зовут Анни Треваррен, — сообщила она. — А тебя?

— Зачем тебе? — огрызнулся он. — Чтобы выбить мое имя на надгробном камне?

Анни улыбнулась, и прижала кружку к его губам. Он пил с жадностью, то и дело захлебываясь.

— Не думаю, что он тебе пригодится в ближайшее время, — продолжала она. — Я имею в виду надгробный камень. Хочешь есть?

Он откинулся на подушки. Его каштановые волосы спутались и взлохматились, как грива дикого пони, и кожа под слоем грязи была очень бледной.

— Нет, — ответил он, хотя в животе у него заурчало.

— Как тебя зовут? — настаивала Анни и, выпытывая эти сведения, она опять поднесла чашку к его рту, но держала ее на расстоянии. — И не ври. Нет смысла.

— Джосия, — неохотно выдавил он. — Джосия Воэн.