— Что ты там болтаешь о женщинах?

— Все вы просто старые мокрые курицы, — сказал ее достойный супруг. — Поднимаете шум из-за какой-то чепухи…

— Ох, не такая уж это и чепуха… Мне пришлось держать его в постели какое-то время, — добавила она, невольно подтверждая слова Синклера. Мне же протянула фотографии. А сама продолжала говорить: — И я вовсе не уверена, что то была обычная простуда… Я настаивала, чтобы он сделал рентген, но он и слышать об этом не захотел.

— А вам бы не помешало провериться, Гибсон.

— Да у меня нет времени ехать в Инвернесс из-за всех этих глупостей… — И, явно не желая больше говорить о своем здоровье и показывая всем своим видом, что тема закрыта, он придвинул стул поближе ко мне и стал смотреть через мое плечо на фотографии своих сыновей: Хэмиша, крепкого с виду капрала, и Джорджа, позирующего в салоне фотографа. — Джорди в университете, миссис Гибсон вам сказала? Уже на третьем курсе, учится на юриста. Помните, как он помог вам построить шалаш на дереве?

— Он до сих пор цел, кстати, — сказала я. — Его еще не сдуло ветром.

— Джорди все делает хорошо. Мастер на все руки.

Мы еще немного поболтали, а затем Синклер отодвинул стул и объявил, что нам пора. Гибсоны вышли из дома проводить нас, и собаки, услышав голоса, вновь залились лаем. Мы все вместе направились к будкам проведать их. Собак было две, обе суки, одна золотистая, а другая черная. У первой были мягкая шерсть кремового окраса, томное выражение морды и темные немного раскосые глаза.

— Она похожа на Софи Лорен, — заметила я.

— О да, — подтвердил Гибсон. — Она красавица. У нее как раз сейчас течка, поэтому завтра я везу ее в Бремор. Там, говорят, есть хороший кобель. Ну, я и подумал, может, получится щенят-то заиметь.

Синклер поднял брови.

— Вы едете завтра? Во сколько?

— Буду выезжать около девяти.

— А какой прогноз на завтра? Какой будет день?

— Сегодня вечером поднимется ветер и разгонит облака. В выходные погоду обещают хорошую.

Синклер повернулся ко мне и улыбнулся.

— Что скажешь?

Я играла с собакой и почти не слушала, о чем они говорили.

— А?

— Завтра утром Гибсон собирается в Бремор. Он мог бы нас подбросить до Бремора, а оттуда мы бы прогулялись через Лейриг-Гру… — пояснил мне Синклер и обратился к Гибсону: — Вы сможете приехать вечером в Ротимурчус и подобрать нас там?

— Да, да, это можно. И во сколько примерно вы там будете?

Синклер задумался.

— Около шести? К этому времени мы, по идее, должны быть уже там. — Он снова посмотрел на меня. — Ну, что скажешь, Джейн?

Я никогда не была в Лейриг-Гру. Когда я была маленькой, туда каждое лето отправлялся кто-нибудь из «Элви», и я тоже всегда мечтала пойти, но меня никогда не брали с собой, потому как считали, что у меня еще недостаточно крепкие ноги. Но теперь…

Я посмотрела на небо. Тучи, набежавшие с утра, так и не рассеялись, но по мере того, как угасал день, они начали постепенно превращаться в легкую дымку.

— А что, правда будет хороший день? — спросила я Гибсона.

— Да-да, и страсть какой теплый.

Мнения Гибсона мне было вполне достаточно.

— Да, я ужасно хочу туда пойти!

— Ну что ж, тогда решено. Значит, в девять утра у нас в доме? — сказал Синклер.

— Буду там, — пообещал Гибсон, и, поблагодарив супругов за чай и оставив их, мы направились вниз по холму и по мокрой дороге обратно в «Элви».

Промозглый воздух был наполнен влагой, и под буками было очень темно. Внезапно мне стало ужасно грустно. Мне хотелось, чтобы ничего не менялось… Хотелось, чтобы все в «Элви» осталось как прежде, таким, как я помнила. Но, увидев Гибсона, так сильно состарившегося, я внезапно посмотрела в глаза реальности. Он был болен. Однажды он умрет. И при мысли о смерти в этот холодный сумеречный час я задрожала.

— Замерзла? — спросил меня Синклер.

— Нет, все в порядке. Просто день был долгий.

— Уверена, что хочешь поехать в горы завтра? Прогулка будет не из легких.

— Да, конечно, — зевнула я. — Нужно сказать миссис Ламли, чтобы она собрала нам с собой еды.

Мы вышли из-под буков, и неприступный северный фасад дома вырос перед нами на фоне неба. В окнах горел один-единственный огонек, желтый в синих сумерках. И я решила, что перед ужином приму горячую ванну, и тогда мне не будет холодно и грустно.