— Констебль Кенсингтон позвонил мне и спросил, кто заходил к Ингер Холтер, когда она здесь жила. И я сказал, что, кажется, видел того молодого человека с фотографии, где он с ребенком.

— Вот как?

— Да, этот молодой человек, насколько я знаю, приходил сюда дважды. В первый раз они заперлись у нее в комнате и не выходили оттуда двое суток. Ее было очень… э-э… очень слышно. Я подумал о соседях и включил громкую музыку, чтобы не ставить их в неловкое положение. В смысле, Ингер и того парня. Думаю, им это не слишком мешало. Во второй раз он зашел к ней и почти сразу вышел.

— Они поругались?

— Думаю, да. Она кричала, что расскажет той стерве, какой он мерзавец. И что она расскажет кое-кому о его планах.

— Кое-кому?

— Она назвала имя, но я забыл.

— А эта «стерва» — кто это может быть? — спросил Эндрю.

— Я стараюсь не вмешиваться в личную жизнь квартирантов, констебль.

— Отличное пиво, мистер Робертсон. Так что это за «стерва»? — Эндрю, казалось, не слышал его ответа.

— Ну, как бы это… — протянул Робертсон. Его глаза нервно бегали от Эндрю к Харри и обратно. Он попробовал улыбнуться. — Это ведь очень важно для следствия, верно?

Вопрос повис в воздухе.

Эндрю со стуком поставил бутылку на стол и сурово посмотрел на домовладельца.

— Вы, Робертсон, слишком много смотрите телевизор. Думаете, я сейчас незаметно положу на стол стодолларовую бумажку, вы шепнете мне имя и мы молча разойдемся? В реальности все не так, и мы сейчас позвоним, и сюда под вой сирен прикатит полицейская машина, на вас наденут наручники и заберут, хотите вы того или нет, на глазах у всех соседей. Потом, в участке, вам в лицо будут светить лампой и как «возможному подозреваемому» устроят допрос на всю ночь. Без адвоката. В реальности все может обернуться приговором за сокрытие информации по делу об убийстве. Это превращает вас в соучастника и гарантирует шесть лет строгого режима. Ну, как вам это, мистер Робертсон?

Побледневший Робертсон беззвучно открывал и закрывал рот. Как аквариумная рыбка, которая поняла, что обед сейчас будет не у нее, а из нее.

— Я… я не хотел, чтобы… — наконец выговорил он.

— В последний раз спрашиваю: кто такая эта «стерва»?

— Наверное, та, на фотографии… та, которая была здесь…

— На какой фотографии?

— На той, что висит у нее в комнате. Она там стоит за Ингер и тем парнем. Такая маленькая, загорелая, с повязкой на лбу. Я ее узнал, потому что несколько недель назад она приходила сюда и спрашивала Ингер. А когда я ее позвал, они вышли на лестницу и стали разговаривать. Потом — кричать и ругаться. Хлопнула дверь, и Ингер в слезах убежала в свою комнату. Больше я той девушки не видел.

— Не могли бы вы принести эту фотографию, Робертсон? Я оставил копию в своем кабинете.

Робертсон был сама услужливость. Он мгновенно убежал и вернулся с тем самым групповым снимком. Харри хватило одного взгляда, чтобы понять, кто эта женщина.

— Мне сразу показалось, что я ее где-то видел, — сказал он.

— Это же наша сердобольная мадам! — удивленно воскликнул Эндрю.

— Думаю, ее зовут Анджелина Хатчинсон.

Когда они уходили, тасманийского дьявола видно не было.

— Детектив Кенсингтон, ты не задумывался, почему все зовут тебя «констеблем»? — поинтересовался Харри, когда они уже сели в автомобиль.

— Потому что у меня располагающая внешность. «Констебль» звучит как «добрый дядя», а? — с довольным видом спросил Эндрю. — И у меня не хватает смелости их поправлять.

— Да, прямо плюшевый мишка, — рассмеялся Харри.

— Коала, — сказал Эндрю.

— «Шесть лет строгого режима»! — вспомнил Харри. — Ну ты и враль!

— Больше ничего в голову не пришло, — ответил Эндрю.

В Сиднее шел дождь. Вода барабанила по асфальту, билась о стены домов и тонкими ручейками бежала вдоль тротуаров. Люди спешили в поисках укрытия, расплескивая воду каблуками. Кое-кто, конечно, слушал утром прогноз и захватил с собой зонтик. И теперь зонтики проклевывались на улице, как огромные яркие поганки. Эндрю и Харри стояли и ждали зеленого света на Уильям-стрит возле Гайд-парка.

— Помнишь аборигена, который в тот вечер сидел в парке рядом с «Олбери»? — спросил Харри.

— В Грин-парке?

— Он пытался с тобой поздороваться, а ты ему не ответил. Почему?

— Я с ним незнаком.

Зажегся зеленый, и Эндрю нажал на газ.

Когда Харри вошел в бар «Олбери», там почти никого не было.

— Рановато, — сказала Биргитта, продолжая расставлять по полкам чистые стаканы.

— Я подумал, что пока посетителей не так много, обслуживание будет лучше.