— Так, фамилия, имя, отчество, год рождения, прописка?

— Если бы я мог ответить на ваши вопросы, то, наверное, сразу бы пошел домой.

— Не умничай, дедушка. Не помнишь, значит? Оформить без документов мы вас, конечно, не можем, но на какое-то время приютить в наших силах. Сейчас придет санитар, помоетесь, возьмем анализы, потом в палату номер три.

— А по прошествии некоторого времени, что со мной произойдет?

— Не бойся, дедушка, на улицу вас никто не выбросит.

Непонятно, мы на ты или на вы. О, — санитар.

Большая белая дверка с маленьким черным номерком три, надо ли мне постучаться, прежде чем схватиться за массивную ручку? Голова как чешется после жесткого мыла и пальчик болит — зачем тыкать так глубоко своими иглищами?

Здравствуйте, братья и сестры! Извиняюсь, здесь, наверное, только братья. Что рот открыли, я не апостол Петр — это вам показалось.

— Доброе утро, я ваш новый сосед.

Молчат мудрые аксакалы — это только молодость разбрасывается словами. А ну, встрепенулись! На зарядку становись! А где моя кроватка? Это около самой двери?

— Мне здесь расположиться?

Опять молчат, не иначе, компания злоупотребляет аминазином, но ничего, мне необходимо как следует поспать после ночных приключений и тихое общество вполне мне подходит.

— Вы новенький?

Сколько я спал? И сколько мог проспать еще, если бы у моего коллеги не восстановилась синоптическая связь в обоих полушариях.

— Да, я новенький.

— Можно я присяду на вашу койку?

— Пожалуйста, присаживайтесь.

— Вас как зовут и, сколько вам лет?

— Меня зовут Зигмунд Карлович и мне восемьдесят один год.

— Я вас старше на два года, в нашей комнате все самые старые. Они думают, что если нас всех вместе собрали, то мы не будем травмировать остальных частой смертью, а сами— то мрут быстрее нас. Хе-хе-хе, Боярошниковой всего шестьдесят пять было — вчера хоронили, сын с дочкой приезжали на такси, вы видели, как дочка плакала? — притворялась. А я один совсем, у вас-то есть кто?

— Да как вам сказать…

— А, понятно.

Что ему понятно, когда мне самому ничего не понятно.

— А вы что же не русский?

— Почему?

— Имя у вас странное, таких у русских не бывает.

Национальный вопрос существенен, а кем я предположительно могу быть?

— Зато у меня фамилия русская — Иванов.

— Тогда другое дело, а я украинец Степан Загуло — да ну что я вам рассказываю — вы то меня знаете, меня все здесь знают. Пойдемте телевизор смотреть до завтрака, сейчас новости будут.

— Нет, спасибо, я еще немного подремлю.

Зачем я ему наврал, теперь буду до конца дней в этих пропитанных лекарствами и сбежавшим молоком коридорах Ивановым Зигмудом Карловичем — кошмар!

Все ушли. Четыре плохо заправленные продавленные койки, большое окно, за окном дерево, за деревом голубое небо. Хорошо не спеша побродить в лесистых окрестностях, пособирать съедобные грибочки, пожарить их на постном масле и съесть. Пойду-ка позавтракаю, если, конечно, резвые старушки не разобрали мою порцию на добавки.

А где расположена столовая в этом доме? Да что тут думать — верный путь идти по запаху манной каши и кофейного напитка «Утро».

Ба! Сколько тут собесовских сотоварищей, гудит улей, но в целом бабушки и дедушки выглядят вполне опрятно — одобряю. Зашушукались. Новенький— новенький. Правда не вчера, а сегодня привезли, на счет милиции верно, только зачем так преувеличивать.

Каша пшенная и компот из сухофруктов, а также маленькие кругленькие и хрустящие булочки — не возражаю.

— Простите, здесь свободно?

— Свободно.

Что такие недовольные? Не собираюсь я влезать в ваши перешептывания.

— Откуда появился?

Сердитые лохматые брови, но вопрос неясный — в прошлом сильно пьющий руководитель производства?

— В каком смысле?

— В прямом.

Уж очень сурово, а второй гражданин совсем невзрачный и очень блинообразный. Булочка замечательная, да и кашка сладенькая.

— Вас интересует мой адрес?

— Вот и разговаривай с ними!

Спросить бы еще добавку компотика, но стесняюсь.