Горюхин Юрий
Шрифт:
— У нас посуду за собой убирают!
— Уберу, не беспокойтесь. Вы-то почему сидите, кашу размазываете по тарелке, у вас что, водка во внутреннем кармане?!
Окружающие встрепенулись и сконцентрировали на мне свое внимание. Что скажешь, бровастый? Пятнами покрылся, а блинообразный, напротив, равномерно изменил свою пигментацию. Обязательного для нашего брата нитроглицерина и валидола в моем кармашке нет. Надо ковылять отсюда.
Если телевизор орет на полную мощь — эта комната отдыха. Газеты, журналы, шашки, шахматы, Степан Загуло.
— Извините, вы не могли бы мне показать дом, что и где расположено, как и куда пройти?
Неужели ты меня не узнаешь, Степа? Ну, потряси вихрастой головой!
— Нет, не могу, потому что я сейчас смотрю телевизор.
— Я не имел в виду сиюминутность.
— Это меняет дело, но вам придется значительно подождать.
Возьму журнальчик, полистаю у себя на кроватке, а то в красном уголке меня инсульт хватит от децибелов.
— Газеты и журналы из комнаты отдыха выносить нельзя!
Наверно, старушка ищет со мной знакомства, надо ей объяснить, что из-за слабой концентрации тестостерона в организме, сморщенные тетеньки меня уже не интересуют.
— Ради бога, я не знал.
— Не упоминайте бога всуе.
— Больше не буду, черт меня побери.
Устал.
Как быстро пробежит остаток моих дней в этом коллективном хозяйстве? Милиционеры оформят документы, где назовут Найденовым, и буду я жить поживать — добро наживать, превращая в копоть деньги налогоплательщиков, которые запросто можно было бы с пользой потратить на изготовление какого-нибудь танка.
— Вас сегодня привезли?
— Да.
— Пойдемте, за вами дочь приехала.
— Дочь?!
— А что вас так удивляет? Дочери и сыновья бывает заглядывают к нашим постояльцам.
Доченька приехала, как я разволновался, пуговки на рубашке не могу застегнуть — руки ходуном ходят, что же делать-то? Где бы расческу найти, ширинка, надеюсь, не нараспашку?
— Ну— ну, не надо так переживать — все будет в порядке, дедушка.
Коленки подгибаются, где моя палочка?
Белая дверь — петли специально не смазывают, чтобы жалобный скрип заставлял сжиматься сердца посетителей. Эта моя дочь сидит на стуле?
— Папа! Ну что же это такое?! Как же так можно-то?! Господи, как мы тебя искали — все морги обзвонили, все больницы!
Я тоже сейчас заплачу, только я никак не ожидал, что ты у меня такая толстенькая и кудрявенькая. А паспорт у тебя проверили, красавица? Не всколыхивается отцовское чувство в груди, хотя слезу пустить не мешает, они у меня и так текут по поводу и без повода.
— Папа, возьми носовой платок. Мы быстро сейчас распишемся, где надо — и домой.
У дней есть свойство быстро исчезать в ночной безвозвратности. Сижу в уютном обволакивающем кресле и смотрю в окно. Так ничего и не вспомнил, заучиваю наизусть имена родственников, значительные события, даты рождений и мировоззренческие убеждения окружающих. У дочки Лены есть муж Костя, а у меня уже нет жены Виктории, внуки учатся в далеких больших городах, кот Гегемон абсолютно ко мне равнодушен. Сегодня вечером придут гости из наследников второй и третей очереди, будут поздравлять дочку Лену с пятидесятилетием и, перешептываясь, разглядывать мою потерянную во времени, но найденную в пространстве личность. Специально для меня готовится протертый до гомогенного состояния рыбный салат без лука, а заботливый зять Костя купил слабоалкогольный сладенький сидр, который я разопью с ковыряющими в носу несовершеннолетними родственниками.
— Пап, позвони, пожалуйста, Семену Алексеевичу, он хочет с тобой поговорить.
— Хорошо.
А кто такой Семен Алексеевич? Что-то я плохо выучил — это мой двоюродный брат или участковый психиатр? В пухлой записной книжке на столике с телефоном кроме равнодушного номера ничего нет.
— Алло, здравствуйте, будьте добры, Семена Алексеевича позовите к телефону.
— Геша, это ты?
Георгий — это Геша? Да, наверно, это я.
— Да, Сема, это я, как поживаешь?
— Нормально, Геша, а ты как, отошел от своих приключений?
— Отошел, Сема, спасибо, все хорошо. Как твое-то здоровье?
— Да никак, сам знаешь, с моими болячками разве может быть какое-нибудь здоровье. А почему ты меня стал Семой называть — никогда раньше не называл.
— Не знаю, как-то вырвалось само собой, извини, если что не так.
— Да ну что ты, Геша, мне напротив приятно. Значит, лады?
— Лады, лечи болячки.
— Я так рад, что ты позвонил.
При чем тут лады? И как я его называл раньше?
— Пап, позвонил? Помирились наконец? Слава богу. Хочешь апельсиновый сок?