Пляшущие человечки на белой бумаге почти так же хороши, как купающиеся в луже воробьи — ради них можно вызубрить всего Шерлока Холмса.

Адам Каземирович — первый шофер Советского Союза, наблюдавший, по письменному свидетельству писателей Ильфа и Петрова, мужской стриптиз в лунном свете, после чего разлюбил голое мужское тело на всю жизнь.

Так уж сложилась замысловатая география Уфы: начинается город с улицы Карла Маркса, а заканчивается где-то в неспокойном районе Черниковки тупиком Свободы.

«Я спросил у ясеня». Задавать деревьям, силам природы и временам года насущные вопросы свойственно не только мужчинам в грустных песенках к культовым новогодним фильмам Э. Рязанова про алкоголь, но даже королевичам Елисеям, отправившемся на поиски царевен, которых приютили семь богатырей, что «перед утренней зарею» «дружную толпою выезжают погулять, серых уток пострелять, руку правую потешить, сарачина в поле спешить, иль башку с широких плеч у татарина отсечь, или вытравить из леса пятигорского черкеса». К чему это я? Видимо к проевшей плешь политкорректности.

Вассерман! Вздрогнули читательницы?! Ну скажите, чью еще положительную реакцию боится такое количество прыщавых школьниц, одуревших от пеленок, кастрюлек и ставших вдруг легко доступными для сантехников домохозяек, прилетевших из египетского секс-тура бизнесвумен и даже многоопытных профессионалок, особенно после мерзких неоплачиваемых «субботников»? А двухтомник Машковского как раз для тех, кого положительный Вассерман потрепал по щеке.

Почти в каждом из семнадцати мгновений (помнишь, напряженный телезритель?) лысый старина Мюллер и красавчик Шеленберг просили Штирлица остаться, когда удалялись прочие бум— Бамфюреры, но Штирлиц любил только стариков и детей, еще с безопасного расстояния любил жену, но ничего так ласково не поглаживал Вячеслав Васильевич, как просмоленные милым сердцу скипидаром лыжи пастора Шлака, вспоминая лесопилку в родной «Тихоновке», в которой самые непреступные доярки, роняя в навоз подойники, выбегали на улицу смотреть на чеканную походку будущего всенародного шпиона Советского Союза.

Эх, помахал с утречка топором, как Родион Романович, прилег с устатку на взбитые перины рядом с тоже приуставшей Сонечкой, достал из-под подушки книжечку, и не какие-нибудь «преступления» да «наказания», а Новый завет, и открыл не на каких-нибудь посланиях к фессалоникийцам, а на Откровении апостола Ионна, там, где: «Каждый, у кого есть разум, может понять значение числа зверя, ибо оно соответствует человеческому имени. Это требует мудрости. Число это — 666» — ну не идиллия ли?

Уж давно на Патриарших прудах не ходят трамваи, а Анечки всех мастей и народностей все льют и льют подсолнечное масло рассеянным мужчинам под ноги в надежде, что какое-нибудь беспрекословное железное колесо срежет их непутевые буйные головы, но рельсы разобраны и только…

…беспрекословные руки стучат и стучат в двери (или же в 1– е окно слева в домике № 35, что на улице Амурской) сокровенных людей.

«Герцеговина Флор» — легендарные папиросы, которые единственный советский генералиссимус крошил себе в трубку, вместо того, чтобы ввести должность наркома табачной промышленности, а потом расстрелять вместе с домочадцами, замами и их секретаршами.

Да… Что Андрей Платонович, что Антон Павлович не способствуют своими опусами перевариванию высококалорийной, но плохоусваиваемой пищи.

Акт 280266 — ну и какая эта по счету «заячья петля» автора? Прямо, будто и нет больше никого во всем мире!

Ифрит Джиржис — см. выше одну из самых длинных тирад этого комментария.

И опять кинематографический экскурс. Актриса второго ряда, наконец, сыграла саму себя, то есть, извините, суку и тут же выбилась на передний край голливудских звезд — такой уж у них инстинкт, основным назовем его.