— Хорошо, — сказала девочка, выдержав взгляд Греты. Потом она сняла передник и сказала: — Я сейчас переоденусь и пойду в хлев. Сегодня утром доить было легче, чем вчера.

Грета Ахтерер посмотрела ей вслед. Она не могла до конца понять, что у этой девочки на уме.

Украинцы не спали, как хотел того Ганс Ахтерер. Они сидели втроем на одной кровати и смотрели на бочки с красной краской, составленные вместе. Они тихо разговаривали на своем певучем тяжеловатом языке и иногда босыми ногами колотили по бочке. Предмет разговора, казалось, очень волновал их. Их спокойные плоские лица были оживленны, иногда их голоса звучали громко, как угроза, потом они вдруг опять затихали, прикрывая рот ладонью, как будто хотели убрать слова обратно в горло.

Случилось из ряда вон выходящее. Их хозяин, которого они уважали за справедливость, объяснил им, что ему нужна их помощь в каком-то важном деле. При этом он сказал, что они никому не должны говорить, что они сделали.

Когда они все поняли, то на какие-то секунды вновь стали людьми, равными своему хозяину, который в какой-то степени был их врагом. В их простые мысли закралось новое, непреодолимое чувство победы. В эти секунды они были готовы отважиться на все, что диктовал им их инстинкт, а он подсказывал, что это событие могло быть первым сигналом их освобождения.

Но потом Ганс Ахтерер объяснил им, что речь идет о перевозке станков, принадлежавших инженеру. Инженеру, который приезжал в деревню на автомобиле, который носил свой городской костюм как генеральскую форму, который постоянно проворачивал какие-то темные дела с их хозяином, который на их смущенные приветствия отвечал дружелюбно, но не ценил их, который в разговоре с ними не различал их по именам, жена которого смотрела на них как на пустое место.

Их восторг улегся, осталось только злое разочарование. Они не хотели помогать инженеру и совершенно не понимали того, что отправка станков в первую очередь нужна была Гансу Ахтереру.

Отказаться они не могли, но обязательно хотели показать свое отрицательное отношение к этой затее и оказать хоть какое-то сопротивление.

Наконец все было оговорено, и они разошлись спать, но сразу заснуть не смогли, а долго лежали и смотрели в потолок, с которого свисала клейкая лента-мухоловка, покрытая липкими тельцами мух. Они уже так долго были здесь, так долго жили вместе. Вряд ли они помнили о причинах, приведших их сюда. Они хотели домой.

Когда Камилла пришла спать, девочка проснулась. Некоторое время она молчала и лежала не двигаясь, потом вдруг сказала:

— Это я пригласила тебя сюда.

— Что ты хочешь этим сказать? Я работаю здесь.

Рената села.

— Но если бы я не написала, чтобы ты приехала, ты вообще не смогла бы поехать.

— Если бы я была не нужна здесь, то хозяйка отослала бы меня обратно. Ну, что тебе надо?

— Чтобы ты заботилась обо мне, — сказала Рената с упреком и скинула пуховое одеяло к ногам.

— Ах так. Все из-за того, что меня сегодня не было. Но я часто буду уходить.

От страха и боли тело девочки словно застыло. Рената неглубоко вздохнула и через некоторое время наконец прошептала:

— Нет, тебе не разрешат.

— Разрешат, — прошептала Камилла в ответ.

— Можно я буду ходить с тобой? — спросила девочка и придвинулась ближе к Камилле.

— Не далеко, — сказала Камилла, — а потом тебе придется ждать меня.

— Где? — спросила Рената и прильнула к подруге.

— Это близко, завтра узнаешь.

— Почему мне нельзя идти с тобой до конца?

— Потому что я должна идти одна.

— Почему?

— Это тайна.

— Опять? В последний раз ты мне все рассказала.

— А на этот раз не могу.

— Тогда расскажешь потом?

— Да, потом.

— Когда?

— Когда ты вырастешь.

Рената вздохнула:

— А ты не забудешь, Камилла?

— Нет. Не забуду.

Девочка опять легла. Обе думали о завтрашнем дне. Рената — с надеждой, Камилла — в смущенном ожидании бесконечных тайн и возможностей, открывшихся перед ней в этот жаркий вечер. Чуть позже она услышала необычные в этот час суток звуки запрягаемых лошадей, бряцание металла и скрип колес. Но она была уже не в состоянии ни о чем думать.

Все прошло гладко и без помех, как и хотел Ганс Ахтерер. Уже вечером небо затянулось облаками, и станки они выгружали в полной темноте. На небе не было ни звездочки. До места, где Ганс спрятал станки, можно было добраться только на лошадях. Лес принадлежал монастырю, недавно там делали вырубки и новые посадки. Саженцы были еще слишком молоды, и в ближайшее время в лесу не намечалось никаких работ. Они сделали две ходки, работали быстро и без шума. Яма, выкопанная во влажной земле, находилась в стороне от дороги и была как раз такой величины, что в конце жарких дней должна была доверху наполниться водой цвета глины, которая совсем скроет машины, сделает их незаметными. А пока они закрыли ее кучей хвороста, чтобы это место не бросалось в глаза. Через два часа все было готово. Прежде чем сесть на телегу, Ганс Ахтерер пожал своим помощникам руки и поблагодарил их. В первых числах следующего месяца он думал прибавить к их зарплате изрядную сумму денег. Он с облегчением отдал одному из украинцев вожжи, закрыл глаза, и его уставшее тело закачалось в такт движениям телеги. Подул свежий, успокаивающий ветер. Украинцы внимательно следили за дорогой.