Никого не интересовала ни экономическая концепция нового правительства, ни состояние страны после дефолта. Примаков заявил о неэффективной приватизации. Он считал, что ревизия итогов приватизации не только правомерна, но и необходима. Примакова Ельцину никто не подсунул. Примакова Ельцин назвал сам от безвыходности, от страха перед импичментом. Нужна была опорная фигура, не повязанная ни с каким кланом и способная договориться с коммунистами. Дума была в их руках.

Как-то мы с Сергеем Шаталовым, в то время заместителем министра финансов РФ, летели вместе в самолете. Мы знали друг друга сравнительно давно и разговорились. Михаил Касьянов тогда был то ли только-только назначен премьером или шел разговор о его назначении, я точно не помню. Сергей Дмитриевич — человек достаточно корректный и осторожный. Заговорили о Касьянове. Разговор начал я, и Шаталов без какого-либо недовольства его принял. По словам Шаталова, «Касьянов сразу проявил себя, как толковый финансист, удивительно быстро все схватывающий. Незаменимый специалист по переговорам с Международным валютным фондом, Всемирным банком. Как министр финансов это бесспорная удача для правительства».

«А как премьер?» — спросил я в лоб.

Шаталов помолчал, затем покачал головой: «Будет трудно. Колоссальный перепад масштаба. Ему еще год-два министром финансов побыть и вот тогда… А сейчас, не знаю. Но он способный, очень способный человек». Владимир Путин — предшественник Михаила Касьянова на посту премьера. Дело свое исполнял достаточно продуманно, хотя опыта поначалу было тоже немного. Касьянов — специалист по финансам. Как ни крути, а ему премьерство ближе по сути, чем офицеру-чекисту по призванию и многолетней работе, в течение полутора лет возглавлявшему ФСБ. Так что распределение ролей вполне логично: Путин — президент, Касьянов — премьер. Ельцин верен себе. Ставка на молодых. Два года премьерства Михаила Касьянова не были прорывными, но сохранили некую стабильность. В основе рычагов экономики — нефть и еще раз нефть. Были и смелые решения: снижение налоговой ставки до 13 %. Риск оправдался, казна не проиграла. Поступление налогов повысилось. Но не произошло главного: оживления отечественного производства не состоялось.

Впечатление такое, что это не очень волнует правительство. Говорят, о чем угодно: о вступлении в ВТО, о структурных реформах, о развитии малого бизнеса, о дебюрократизации управления, даже о реформах государственного аппарата и его неминуемом сокращении. Все это очень хорошо. Однако главный рычаг ускорения темпов роста по-прежнему не задействован. Подавляющее большинство производственных мощностей страны работают либо в «усеченном» режиме, либо стоят. Создается ощущение, что это некий умысел: оставить технологический уровень страны в устаревших модулях 60–80-х годов прошлого столетия. Приходится признать, что отставание началось в период «большой стагнации» Л. И. Брежнева. СССР тогда надолго замер в развитии наукоемких технологий. Считалось, что «у нас все хорошо». И это «хорошо» подменялось пресловутым «валом»: склады ведущих предприятий были забиты невостребованной продукцией, хотя нужной не было. Уже тогда СССР отставал от стран Запада и отставал значительно. Но крах отечественного производства в период реформ был несопоставим ни с какой стагнацией брежневского времени. Он сделал нашу лег-кую, тяжелую, станкостроительную, автомобильную, авиационную, кораблестроительную промышленность неконкурентной раз и навсегда. Очень точно по этому поводу сказал Юрий Лужков: «В этом правительстве никто не занимается реальным сектором экономики. Никто. Все играют в деньги, проценты, кредитные ставки. А реальных мощных условий для стимулирования экономики нет». Мне вспоминается одна из встреч с ключевой фигурой в администрации президента Владиславом Сурковым. Беседа была достаточно откровенной, насколько может быть откровенен чиновник такого ранга. Хорошо запомнилось одно уточнение, сделанное Сурковым:

— Президент хорошо понимает насущность проблем, что делать необходимо. И мне, подытожил он, — ясно, что это делать надо! Принесите рецепт, как?

Бессмысленны и разговоры об объединяющей национальной идее. Исполнительная власть имеет удручающую историческую необразованность. Кстати, примечательно, Путин это чувствует, и неудивительно, что его настольные книги о периодах правления Екатерины II, Александра II, по истории реформ в России. Что же, это хороший симптом. Вопрос по существу: наступит ли выздоровление?

Будем откровенны, 10 лет идут реформы. Нынче гораздо осторожнее, чем раньше. Но перелома, необратимости развития нет. Превалирует тезис: не подвергать ничего сомнению, не останавливаться и пошагово идти вперед, увлекая за собой всех, включая президента. Прекрасно, а каков он размер шагов?

Остановиться значит отстать. Прописные истины. Кто бы возражал. Но разве сейчас мы не отстаем? Реформы, и числа их не счесть, вроде как идут. А развития страны нет.

Удивительность бытия в нашей стране: мы ухитряемся «собирать урожай, не сея его». В первые пять-семь лет реформ этот вид предпринимательства был преобладающим. Он и являлся, по сути, первым материализованным результатом реформ. Цифры вывезенного за эти годы за рубеж капитала поражают воображение. Не сотни миллиардов, а триллионы долларов! Следующее поколение, точнее подрост предпринимательского братства, был умереннее не в силу вызревающего сознания, а по причине уже «покошенных» лугов. Все основное из богатств Ро-дины было уже «освоено» предшественниками. Но генная система второго поколения предпринимателей страны, по-прежнему, была поражена вирусом алчности, хотя и несколько окультуренным. Вот почему лексика воровского мира, семантика тюремных «пересылок», афористические перлы криминального языка в совершенстве освоены нашими магнатами. В сфере больших денег теперь почти все искренне считают: у этой страны стыдно не украсть. Обмануть глупую власть — профессиональное достоинство бизнесмена. Украсть значит состояться.

«Эдик, научитесь тратить чужие деньги — это слова Б. Березовского, обращенные в ельцинские времена к Эдуарду Сагалаеву, — Если не украду я, украдет другой. Тысячи желающих, поэтому надо спешить». Почему мы все это не фиксируем, как результат реформ в строке «формирование предпринимательского мышления»?

Импортные товары — факт. От них ломятся наши магазинные полки. Конечно, результат и результат очевидный. Нет очередей — тоже результат. Хотя очереди на регистрацию собственности или подачу налоговых документов — невиданные. А вот отсутствие очередей в магазинах — почему? Оттого что товарная избыточность в семьях? Или потому, что не на что купить?

Практически единственным заметным решением Путина в кадровом обновлении экономического блока страны явилась смена руководства ОАО «Газпром». Ушел Рэм Вяхирев, пришел Алексей Миллер. Опять возобладал принцип «свой», несмотря на уровень профессионализма. Миллеру не хватает масштаба, если угодно, личностной индивидуальности, которая бесспорно была и у Виктора Черномырдина, и у Рэма Вяхирева.

При назначении, что очевидно, у Миллера, кроме молодости, было еще одно бесспорное преимущество: он родился, учился и работал в Питере. А приобщился к большому бизнесу в то время, когда его в мэрии Анатолия Собчака курировал Владимир Путин.