Из-за непрозрачного стекла донеслись приглушённые звуки. Бородач, безошибочно выбрав правильное — в сторону Мекки — направление тела, молился на своём потрёпанном коврике. Казалось, для него ничего вокруг не существовало — ни обшарпанных тюремных стен, ни грохочущей бурной суеты современного города, ни стоящих с открытыми ртами стражника и его толмача. От головы пожилого араба исходило слабое, но явственное свечение, окутывавшее его голову прозрачным облаком. Побледневший Констебль перекрестился. Переводчик счастливо улыбался.

Мало кто из нас — озабоченных, алчущих и всегда хоть немного да грешных — задаётся вопросом о том, кто те тысячи людей, которые проходят мимо нас каждый день в метро, на вокзалах, в театрах и магазинах. Скажем честно: нам глубоко безразлично, что они из себя представляют и как ими распорядится судьба. Ведь даже узнав о безвременной смерти знакомого, одноклассника или дальнего родственника, умерших от рака или погибших в автомобильной катастрофе, максимум, на что мы обычно готовы, — это испытать пятиминутный букет эмоций. Букет этот включает минуту сожаления, минуту раскаяния ввиду частого нежелания идти на похороны и три полных минуты радостного осознания того неоспоримого факта, что с тобой-то пока ничего не произошло. И пусть жизнь скучна и тяжела, но ведь она продолжается! Ведь в этой гонке на выживание ты обогнал ещё одного, сыгравшего в ящик и освободившего Lebensraum [16] для торжества более здоровых, удачливых и пока живых.

И разумеется, когда наш равнодушный взгляд скользит по лицам и одежде прохожих, имеющих наглость замедлять наше победное шествие по жизни, мы уж точно никогда не думаем о том, что один из них может оказаться пророком. Что вон тот бойкий низкорослый юноша с калмыцкими скулами и смешной козлиной бородкой, несущий под мышкой стопку книг, со временем станет Ульяновым-Лениным и создаст государство, которое уничтожит десятки миллионов своих лучших граждан. Что неприметный с виду и абсолютно неграмотный арабский юноша с добрыми глазами и пульсирующей жилой на лбу в один прекрасный день услышит Откровение Божие и что получившаяся таким образом Книга изменит ход развития всего человечества. Кстати, нелишне сказать, что, в отличие от полководцев и императоров, пророков отличает именно эта способность влиять на судьбы миллиардов людей не только и не столько с помощью меча и прочего оружия. Прежде всего они рождают и (что случается гораздо реже) доносят до остального человечества свои идеи. Уже потом — гораздо позже и часто после смерти — о великих пророках сочиняют сказки, ища ранние объяснения их будущей выдающейся и порой неоднозначной роли. Так, сын плотника из Назарета вдруг становится потомком рода Давидова, хотя согласно тем же святым книгам произошёл непосредственно от Духа Господня, явившегося к девственнице в виде голубя. А упомянутому выше арабскому юноше ещё в младенческом возрасте двое незнакомых мужчин, оказывается, вырезали внутренности с целью «очищения от скверны». Что уж говорить о Моисее, путешествующем в корзине по Нилу! Могли ведь, словоблуды, малыша и самого заставить ручонками грести — искушать крокодилов и египтян-язычников! Как будто пророкам и так не приходится тяжело в жизни!

Можно сказать, что очередному посланнику Господа (или иного мистического персонажа) более или менее повезло, когда его настигает мученическая смерть, но благодарные потомки, пусть и переврав, продолжают повторять основные тезисы его порою не совсем вразумительных учений. А ведь сколько их, сердешных, погибли зря и не оставили по себе даже такой — исковерканной — памяти! И тут, читатель, мы должны ответить себе на один важный вопрос: как отличить пророка истинного от лжепророка? Как узнать, что очередной странноватый молодой человек или, наоборот, старец с кудлатой бородой, вопреки ожиданиям, окажется не в сумасшедшем доме, а во всемирном пантеоне великих? Казалось бы, самый простой способ — это понять, что, собственно, он проповедует и какое влияние его речи могут возыметь на окружающий нас мир. Можно собрать экспертов из числа учёных и религиозных деятелей. Логично было бы предположить, что веское мнение в состоянии сформировать и государство, которое этот самый пророк осчастливил своим появлением. В конце концов, можно опросить и людей на улицах. Однако, как ни странно, самый простой ответ заключается в том, что единственная разница между пророком «настоящим» и пророком «ложным» — это насколько им повезло или, наоборот, не посчастливилось. Если бы возмущённые иудеи забили камнями Иисуса из Назарета на три года раньше, никто бы сейчас не помнил о нём и его учении. С другой стороны, представьте, что Гитлеру удалось в 41-м захватить Москву, а потом, глядишь, и Лондон? Кто знает? Мы бы до сих пор приветствовали друг друга римским жестом вытянутой руки и изучали «Майн Кампф» вместо Библии, Корана и диеты доктора Аткинса! Спаси нас, Господи, от своих истинных и ложных посланцев! Уж лучше бы ты сам являлся к нам почаще и не полагался на них, вдохновлённых то ли тобою, то ли собственной гордыней, то ли врагом рода людского!

В тот памятный летний день, когда лондонские стражи порядка сумели наконец поймать человека, столь похожего на знаменитого Профессора, в огромном мегаполисе произошло ещё одно менее заметное событие. В центре города, в районе наивысшей концентрации мировой финансовой деятельности, неподалёку от главного собора страны появился странный бродяга. С первого взгляда было ясно, что он не относился ни к одной из ранее известных науке разновидностей лондонских бомжей. Как знает всякий, гулявший по этому богатому и толерантному городу, обычный британский бродяга представляет собой сравнительно чистоплотного парня или девушку белой расы. По какой-то философской причине бомж этой категории вдруг решает, что ему или ей гораздо больше нравится лежать на тротуаре в спальном мешке и лениво просить «лишнюю» мелочь, чем добиваться успеха и статуса в каменных джунглях постиндустриального общества. Они очень дружелюбны и никогда не обижаются на тех, кто игнорирует не очень настойчивые просьбы о финансовом вспомоществовании. Ведь через минуту мимо них всё равно пройдёт тот, кто эту самую помощь окажет.

К следующей разновидности относятся несколько менее приятные и опрятные индивидуумы. Как правило, они мужского рода и, судя по их внешнему виду, пришли на улицу из гораздо менее благополучных кварталов Лондона. Их одежда носит признаки частого соприкосновения с тротуаром. Их лица свидетельствуют о злоупотреблении спиртным не самого высокого качества и носят следы многочисленных уличных драк. Чтобы компенсировать эти явные недостатки, могущие помешать в борьбе за подачки прохожих, бомжи из рядов пролетариата бродяжничают вместе с домашними животными. Обычно в роли четвероногого помощника выступает большой пёс вроде немецкой овчарки или боксёра. Чаще всего они гораздо лучше ухожены, чем их непрезентабельные хозяева. Они не только обеспечивают своим партнёрам-людям отнюдь не лишнюю физическую защиту, но ещё и способны чрезвычайно эффективно выдавливать из сердобольных прохожих как слезу, так и тяжёлые фунтовые монеты с нестареющим профилем Её Величества.

Третья группа появилась не столь давно. Это произошло с развалом так называемого социалистического лагеря, германским признанием Хорватии и последовавшим началом межэтнических и межрелигиозных войн в балканском подбрюшье Европы. Её типичные представители — очень смуглые девушки, с детьми и без, обладающие ограниченным запасом английских слов и навязчивыми манерами. Они бороздят торговые улицы Лондона, пока их мужья, по заведённой традиции, смотрят футбол, курят и лениво обсуждают перспективы получения вида на жительство. Более социально активные мужчины, сошедшие с албанских гор, занимаются таким высоко востребованным британским обществом видом деятельности, как контрабанда сигарет и наркотиков. Балканские беженцы неутомимы, многочисленны и вызывают раздражение у аборигенов, честно занимающихся попрошайничеством и традиционно избегающих воровства, проституции и насилия.

Бродяга, о котором идёт речь, не принадлежал ни к одной из вышеописанных групп. Он был смугловатым, худым мужчиной лет тридцати пяти со светло-зелёными глазами, прямо-таки излучавшими дружелюбие. У него были мускулистые, натруженные руки человека, занимающегося физическим трудом. Его запястья носили следы зарубцевавшихся шрамов. Судя по огрубевшей от ветра и солнца коже лица с симпатичными морщинками под глазами, жизнь бродяги протекала преимущественно на свежем воздухе. Поскольку первоначально его заметили в лондонском Сити, полицейские, хранящие покой этой святая святых британского бизнеса, отнеслись к нему с вполне естественным подозрением. Помимо излучающих добро глаз, несомненно свидетельствовавших о некоем ментальном недуге, их внимание привлекли и его неприличные лохмотья, представляющие собой чудовищно потрёпанные рясу и плащ неопределённого цвета, сделанные из очень грубой ткани. Полицейские дружно сошлись во мнении, что чокнутый бомж мог бы без грима сниматься в исторической драме о раннем христианстве. Если бы они только знали!