В августе Апраксин разрывался на части. Готовили корабли, прихорашивали, устилали коврами каюты, сооружали трапы, чтобы женщинам было удобно взойти. Первым прибыл Иван Алексеевич с семейством, с царицей Прасковьей Федоровной, через неделю Петр привез обеих цариц — мать и жену. Все восторгались видом озера, березовой рощей вокруг дворца, поглядывали на величавые белокрылые паруса кораблей. Все было вновь и в диковинку. Петр каждый день пропадал то на «Марсе», то на «Анне», гонял потешных, рыбаков, сам лазил на мачту, но всех подробностей не знал, хмурился.

— Брандт, царство ему небесное, все-то знал, покажет, пояснит, прикрикнет. Теперича некого спросить.

Тиммерман от таких высказываний смущался, разводил руками. По части кораблестроения он перенял от мастера многое, но моряком никогда не был.

— Мореходное дело, государь, премудрое, враз не познаешь, многие годы потребны.

— Ведаю, ведаю, — бурчал Петр, закрепляя какой-нибудь шкот [7] , — который раз веревку перевязываю, а все не так. Федор! — кричал он на корму Апраксину.

Неторопливо, вразвалочку подходил Апраксин, брал в руки шкот, терпеливо показывал царю.

— Вспомни, Петр Лексеич, как нам Карстен пояснял, — ходовой-то кончик под себя пропускать, а ты сверху его накладываешь…

Скоро на флотилии начали делить чины. Лефорт немного припоздал, и, когда появился на Плещеевом озере, там важно расхаживал по палубе «Марса» новоиспеченный «адмирал», как, впрочем, и «генералиссимус» грузный Федор Ромодановский, впервые в жизни вступивший на палубу корабля. Пришлось царю размещать своих «адмиралов» по разным кораблям.

В середине августа с барабанным боем, под звуки трубы на берег озера прибыл Бутырский полк Гордона. Вся компания сотрапезников наконец-то собралась вместе. Пока полковники обучали солдат посадке на корабли, приятели отводили душу в попойках на «Марсе».

Для именитых гостей царь устроил представление на озере. Началось оно, как и в мае, крестным ходом под колокольный звон, священнослужители повторили майскую литургию. Потом корабли начали сражение на воде. Женщины сидели в креслах около дворца. На корабли ехать отказались решительно, как и Иван Алексеевич. Корабельные орудия палили холостыми, им отвечали пушкари Бутырского полка. Все озеро заволокло дымом, серые клубы поднимались по отрогам Гремячей горы.

— И когда Петруша успел таковые премудрости усвоить, — удивлялась Наталья Кирилловна, а в душе радовалась за сына. «Знать, болтают злые языки, что он одними попойками в Немецкой слободе пробавляется. Воинское дело, видать, всерьез его задело, не для потехи токмо». Ей вторила и Марфа Матвеевна, вдова-царица:

— Уж как государь таковое ремесло спознал, не каждому такое дается. И мой братец Феденька от него, видимо, многое перенимает, старается, поди.

— И я гляжу, добрый помощник у Петруши на водной-то утехе, — похвалила и Наталья Кирилловна Федора, — теперь и на сердце моем поспокойнее станет. Верный он ему товарищ в этих делах.

Евдокия не ввязывалась в разговор, чаще помалкивала. Как-то не сложились у нее отношения со свекровью. Но в душе она тоже радовалась. «Дай-то Бог, чтобы Петрушенька поболее этой усладе предавался, все подалее от этой немки треклятой».

Пребывание царского семейства на Плещеевом озере поневоле завершилось торжеством. В конце августа праздновали именины Натальи Кирилловны, большой обед закатил на этот раз Лев Нарышкин, тоже мастер питейного дела.

Накануне отъезда с семьей царь устроил обильное угощение для «шкиперов и матросов». Первую чарку он поднял за них:

— Здравие русских воев морских!

Когда выпили, разговорились, Федор Апраксин, сидевший подле царя, шепнул ему:

— Рановато еще, Петр Лексеич, величать так-то.

Петр недовольно вытянул губу, задрыгал ногой:

— Што не так я выказал?

— Все по делу, Петр Лексеич, токмо вои-то наши моря еще не нюхали.

Петр засмеялся:

— И я об этом думал, а как их величать-то?

— К морю их надобно, да и корабликам здесь тесновато. Отец Дионисий байт, к Архангельскому городку на Беломорье податься пора приспела.

На другой день небо затянуло серой мглой, закрапал дождь.

— Приведи все на судах в божеский вид. В этом году сюда вряд ли наедем. Все снасти и такелаж посымай, порох и припасы в магазины укрой. Ну, ты сам ведаешь, что к чему, не впервой.

Покидая Переславль, Петр давал последние указания Апраксину, а сам пребывал в сомнении. В разгар лета, глядя на толчею больших судов, решил, что настало время расставаться с озером: «Федор-то прав; но здесь-то все под рукой. И столица, и Нептуновы потехи. Однако озерко-то не море…»