— Была б охота, отче, у Петра Лексеича на уме то да се, а тут крутись.

Рассказал Афанасию, и тот рассмеялся.

— Молодо-зелено, Федор Матвеевич, переменится. Слава Богу, што государь лимонами тешится, а не батогами…

Зима объявилась на Двине неожиданно… Первые ночные заморозки, как обычно в этих местах, совпали с отлетом последних стай журавлей. В конце сентября слегка подмораживало берега на мелководье, в речных заводях и на озерах. Утром на Покров день стылая земля оделась белым пушистым ковром. Было безветренно, в ночной тишине бесшумно опускались снежинки, сплошь укрывая белой пеленой все кругом. Только черневшая промоина реки напоминала, что зимняя пора еще не пришла. Однако вопреки ожиданиям первый снег так и не растаял. Спустя две недели ледостав сковал Двину, и ранние морозы возвестили о наступлении зимы.

Из Москвы долетали слухи о больших военных маневрах, затеянных царем близ Коломенского, в окрестностях деревни Кожухово. Почти месяц бились между собой две армии — Бутурлина и Ромодановского. Брат Петр, полковой командир, расписывал Апраксину в письме, как десяток с лишним полков пехоты и конницы устремлялись в атаку друг против друга, гремели пушки и мортиры, рвались гранаты и стрекотали пищали, падали раненые, были и убитые. Брат, конечно, не сообщал, но Федор догадывался, что царь не только тешится, но и готовится к войне…

В Архангельском жизнь на реке замерла, но хлопот у Апраксина прибавилось.

Зимняя стоянка деревянных судов в ледяном панцире чревата неприятностями. На глубине река промерзает не на одну сажень, и при сжатии лед легко может проломить борт. А во время ледохода многотонным глыбам льда ничего не стоит сокрушить деревянные скорлупы судов. Чтобы уберечь на зиму мелкие суда — карбасы, гукоры, поморы обычно подводили их к берегу и по возможности вытаскивали на сушу.

Еще до заморозков «Пророчество», «Петра» и «Павла» перевели в заводь, воротами подтащили к мелководью и приткнули корабли носом к отмели. Вокруг кораблей на воде соорудили ограждение из бревен, чтобы застраховаться от ледяных торосов во время весеннего ледохода. Как и на Плещеевом озере, сняли и стеньги с мачт, разоружили снасти и такелаж и убрали в береговые амбары.

Попутно с заботой о зимней стоянке кораблей волновало воеводу комплектование экипажа «Святого Павла». Он предупредил Флама:

— Возможно, по весне, ежели не наберем команду, твоих матросов часть заберем.

Голландский шкипер не соглашался:

— У меня контракт с каждым человеком. Я никого не отдам.

— Государь повелит, отдашь, — посмеивался Апраксин.

Подумывал воевода о том, какие товары отправлять за море. Советовался с купцами, что больше привлекает иноземцев.

— Для начала, воевода, вези в Европу поташ да смолу, пильные доски да хлебушек. Можно и ворвань, и кожи юфтевые, и икорку.

Выспрашивал Апраксин о товарах и шкипера «Святого Павла» Гендрика Номена, с которым наконец-то заключил контракт.

— Што бриг-то твой в Голландию повез?

— Хлеб, воевода, древесину да смолу.

Напоминал шкиперу о матросах:

— Выискивай, Гендрик, матросов среди своих-то замляков.

— Смотрю, воевода. Мало их, заманить деньгами можно.

— Заманывай…

С наступлением зимы наблюдать за стоянкой судов Апраксин вменил ему же. Номен по-хозяйски взялся за дело, сразу затребовал много холста, грубой парусины.

— Чего для тебе столько, Гендрик? — недовольно спросил Апраксин.

— Корабли, воевода, укрыть надобно от снега. Наметет зимой на палубу, забьется по углам, а в тепло растает, вода в щели затечет. А как мороз ударит, худо будет. Разорвет лед древесину, судно негодным станет.

— Откуда сие проведал?

— Так у нас в Амстердаме делают…

Апраксин был доволен: «Молодец Гендрик, о добре печется».

Но морское дело многосложное, всего сразу не охватишь. Гендрик кое о чем позабыл вовремя предупредить воеводу. Помог случай.

Как-то заглянул он в контору начальника таможни, разговорились. Апраксин по старой привычке вникал в дела конторы, расспрашивал все до тонкости.

Услыхал вдруг, что каждый иноземный корабль обязан предъявлять паспорт на таможне.

— Какой такой паспорт? — поинтересовался воевода.

Таможенник недоуменно посмотрел на Апраксина:

— Обныкновенная цидулька на каждом судне заведена в той земле, откуда пришло оное. По всей форме, што за судно, позвище, чьего государя, кто владеет оным.

— Погоди-ка, поведай толком, — прервал его Апраксин, чувствуя, что это прямо касается и его «Святого Павла».

— Да што, воевода, толковать-то. Прежде чем пуститься в море, каждый шхипер получает на руки цидульку, где прописано все, по всей форме. И та цидулька печатью скреплена. А этак любой капер уворует судно да и будет разгуливать за честного шхипера.