— Андрей, — срывающимся голосом произнес он. — Постарайся оставаться спокойным и дослушать меня до конца… Мне трудно об этом говорить, но… — Он мотнул головой, словно отгоняя какие-то неприятные мысли. — Олеся погибла, Зильберман и Орлов ранены, нападавшие…

Я слышал, что он произносит какие-то звуки, но не понимал их смысла. Перед глазами все плыло и дрожало, лицо Мартынова то увеличивалось до размеров целого мира, то сжималось в точку. А потом… толком не помню. Помню, что-то кричал, потом бился в чьих-то крепких руках. Потом помню вкус спирта, который пился как вода, и какой-то белый порошок…

Значит, вот как? Понаблюдаем и возьмем всех! Прав был Черномырдин, все у нас «как всегда» получается! От нахлынувшей злости и тоски аж застонал, сжав зубы так, что почувствовал крошки эмали, наполнившие рот. Ну как же так?! Как теперь жить буду?! От начинающейся истерики меня спас звук открывающейся двери. В «камеропалату» вошли Иванов и Мартынов. Спокойные, подтянутые, только у Мартынова губа опухшая, а в остальном — хоть на картинку с подписью, что именно так должен выглядеть сотрудник НКВД. Что-то я не помнил этой детали с губой. Или это я?! Черт! Еще и это!

— Проспался, Аника-воин? — «Бах» говорил спокойным, уставшим голосом. — Ну и хорошо, что очухался. Понимаю, как тебе тяжело, но сейчас не время для нюней, как бы жестоко это ни звучало. Ты — чекист! Пусть и недавно, но это не меняет ничего! Сожми зубы и терпи! Война идет! Ты один близких потерял?! Тяжело, но нужно жить, ради памяти ушедших, жить и делать все, что должен. Понял? Вижу, понял. А то начал тут вчера уроки рукопашного боя демонстрировать! Можешь нормально слушать и понимать, что тебе говорят? Или нам уйти и оставить тебя здесь, к чертям собачьим?! Пусть с тобой врачи возятся? Не хочешь так? Тогда слушай. Все вопросы потом. Давай, Николаич, говори, — и он отвернулся.

— Андрей, — Мартынов говорил какими-то казенными фразами, будто донесение читал, — вчера, 17 мая, в 15 часов, на выезде из Москвы в направлении Реутова, на контрольном пункте был остановлен автомобиль ЗИС-5В в санитарном исполнении. При проверке сотрудник НКВД обнаружил признаки подделки документов. При попытке задержания неизвестными было оказано вооруженное сопротивление. Человек, предъявлявший документы на имя военврача 2 ранга Синицына Альберта Васильевича, был убит на месте. За автомобилем ЗИС организовано преследование. Через четыре километра в результате перестрелки был ранен водитель, управлявший автомобилем ЗИС. Из будки остановившейся машины выскочили пять человек в форме бойцов и командиров РККА, открывшие огонь по преследующим их сотрудникам НКВД. В ходе завязавшейся перестрелки четверым удалось скрыться, а один был тяжело ранен и умер, не приходя в сознание, по дороге в госпиталь. При осмотре будки автомобиля ЗИС обнаружено тело женщины с двумя пулевыми ранениями в области груди и головы. При ней находились документы на имя Стасовой Олеси Сергеевны, лейтенанта ГУГБ НКВД СССР. При получении данной информации по вашему адресу направлена спецгруппа. Во дворе дома обнаружен легковой автомобиль ГАЗ М1, закрепленный за нашей группой. В нем обнаружены тяжелораненые старшие лейтенанты ГБ Зильберман и Орлов. Документы находились на месте, личное оружие в кобурах. Стреляли в них по четыре раза, через лобовое стекло. Предположительно использовались приспособления для бесшумной стрельбы. Сотрудники доставлены в госпиталь в бессознательном состоянии. Зильберман, на короткое время придя в себя, попытался что-то сообщить. Разобрали только «Волноваха». После вскрытия вашей квартиры в ней обнаружен труп неизвестного, одетого в форму сотрудника НКВД, документы отсутствовали. Находящаяся в соседней квартире группа прикрытия никакого подозрительного шума не слышала. Подозрительные лица при плановом осмотре выявлены не были. Итог операции: убита лейтенант Стасова, тяжело ранены старшие лейтенанты Орлов и Зильберман. Шансы на выживание последнего — минимальны. Также ранены два рядовых сотрудника передвижного контрольного пункта. Убито трое неизвестных, задержан раненый водитель автомобиля ЗИС. Четверо скрылись. Преследование велось, но… — и Александр Николаевич развел руками. — К тебе есть вопросы. Первое — вспомни, максимально возможно и точно, когда, с кем и о чем ты разговаривал в Волновахе и ее окрестностях. Второе — постарайся выделить из них людей, которые хотя бы теоретически могли знать твой точный адрес. И… прости…

Замолчав, Мартынов посмотрел на меня, как будто хотел еще что-то сказать, но просто встал и вышел вместе с Ивановым. Через минуту появились «санитары», забрали табуреты, и я остался один. Почему-то теперь я мог думать спокойно, не сваливаясь в истерику. Тоска и боль остались, но где-то там, на самом дне души. Все остальное пространство заняла холодная, тяжелая ненависть. Не к нашим, нет. К немцам и тем, кто им помогает. Если будет малейшая возможность, буду давить этих гадов, как тараканов! От мысли об этом почувствовал, как пальцы рук скрючились, как когти. Подняв руки к лицу, обнаружил, что уже не связан, разогнул сведенные судорогой пальцы, вытянулся и уставился в потолок. Значит, говорите, вспоминай, с кем общался? Вспомню! Голова работала спокойно и уверенно, как компьютер. Перед глазами вставали лица людей, слова, которые я произносил. А кто мог знать адрес? Черт его знает! Никому не говорил, в гости не приглашал. Думая обо всем этом, я сам не заметил, как уснул.

Интерлюдия. Москва, кабинет Л.П. Берия, 18.05.1942 г.

— Рассказывай, Александр Николаевич. Как вел себя Стасов? — Лаврентий Павлович был хмур. Последние события сильно ударили по его самолюбию. А разговор с Хозяином не добавил положительных эмоций. ТАКОЙ реакции от Сталина на сообщение о нападении на супругу Стасова нарком не ожидал! Сказать, что Вождь был в ярости, это не сказать ничего!

— Сотрудники майора Иванова оказались правы, прогнозируя реакцию Стасова на гибель жены, тут я вынужден признать, они сработали лучше, чем наши аналитики. Благодаря оперативникам все прошло без особых проблем. — Мартынов непроизвольно потрогал губу. — Один из сотрудников палец вывихнул. А потом лучшее лекарство — спирт, аспирин и сон. После того как Стасов пришел в себя, я рассказал ему о произошедшем и задал обговоренные вопросы. Он внешне спокойно их выслушал, но взгляд у него был… — Мартынов аж передернулся, вспомнив пустой, без малейших эмоций взгляд Стасова. — Не мешает его психиатрам показать, товарищ нарком. Взгляд у него жутковатый стал.

— Даже так? — Берия хмыкнул. — Раз так смотрит, то готов к работе. Завтра забирайте его, покажите фотографии убитых налетчиков. Чем черт не шутит?

Меня разбудил мягко щелкнувший замок двери. Открыв глаза, я увидел Мартынова и незнакомого сержанта, который держал в руках форму и сапоги.

— Одевайся, Андрей. Пошли, работы море. — Он присел на лежак, наблюдая, как я одеваюсь. Затягивая ремень, я посмотрел на него и, неожиданно для самого себя, сказал:

— Командир. Прости за… — Не договорив, я посмотрел ему в глаза. Тот молча встал, крепко сжал мое плечо и отпустил. Извинения были приняты. Через пару минут я был готов, и мы направились на выход. Оказалось, что мы находились в знакомом мне подвале комиссариата, только немного подальше моих обычных «келий». На выходе мне вернули оружие, и мы направились к Мартынову. В кабинете он усадил меня за приставной стол, дал стопку бумаги.

— Пиши. Пиши все, что можешь, по заданным вчера вопросам. — И ушел.