— Вернулся в мир? — Александр Николаевич усмехнулся. — Хорошо. Давай-ка, Андрей, выпьем за твое возвращение и побеседуем. Я вижу, что кое-что тебе нужно объяснить.

Выпив коньяк и закусив кусочком шоколада, я вопросительно уставился на командира.

— Ситуация следующая. Как ты знаешь из сводок, две недели назад Красная армия отбросила немцев от Смоленска. Вернее, от места, на котором когда-то был город Смоленск.

— Почему был, Александр Николаевич? — Я удивленно посмотрел на него.

— Потому что его больше нет! Ни одного здания не осталось. Горы разбитого, обожженного кирпича и бетона — вот что осталось от города. Сейчас рассматривается вопрос о целесообразности восстановления города на старом месте. Вот такие дела, Андрей. Но это частности. Для нас гораздо важнее другое — сотрудниками контрразведки было обнаружено массовое захоронение. При вскрытии одной из могил найдены расстрелянные поляки. Еще до начала войны с немцами я участвовал в некоторых мероприятиях, связанных с польскими пленными. Поэтому могу ответственно заявить: к этим захоронениям мы не имеем никакого отношения. Вернее, не так. — Он откинулся на стуле и раздраженно передернул плечами. — Интересная история получается. Действительно, часть пленных по решению особого совещания была расстреляна. Но сейчас речь идет о гораздо больших цифрах. На порядок больших…

Интерлюдия.02.09.1942 г., Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина

— …таким образом, показания Стасова и Максимова совпадают по основным моментам, за исключением личной интерпретации событий и небольших деталей. Различия в деталях объясняются разной информированностью фигурантов по данному делу.

Внимательно слушавший доклад Берия Сталин вернулся к столу от окна, у которого он слушал отчет. Взяв со стола трубку, покрутил ее в руках и положил назад.

— Какие есть прэдложения, Лаврэнтий? — негромко спросил он.

— Аналитики предложили привлечь для расследования данного дела иностранных специалистов и поляков.

— То есть ви предлагаете поступать как немцы тогда?

— Почти так, Иосиф Виссарионович. И предоставить им документы о принятых решениях по полякам в 1940 году.

Сталин вновь взялся за трубку, медленно, не торопясь, набил ее табаком, раскурил и стал прохаживаться по кабинету.

— А что ти думаешь, Вячеслав? — неожиданно спросил он.

Молотов, немного помедлив, покосился на Лаврентия Павловича и твердо ответил:

— Я поддерживаю мнение товарища Берия и аналитической группы. Привлечение иностранных специалистов благотворно скажется на отношениях между нашими странами. Только я предлагаю не ограничиваться привлечением иностранных специалистов только к этому делу, а привлечь и к расследованию других преступлений немцев.

М-да. Крутится в голове эта песенка бесконечно. Сижу, смотрю в окно на двор, заливаемый дождем, и слушаю вертящуюся в голове песню. Какое-то странное состояние у меня. Месяц после разговора с Берия носился с взмокшей задницей от медиков к следователям, а в итоге? В итоге — тишина. Уже третий день сижу дома, никуда не выхожу — Мартынов запретил. Запретили и на службу ходить. Вернувшиеся ко мне охранники время от времени заходят, интересуются, мол, не нужно ли чего? А что мне нужно может быть, кроме ясности? А с ней у меня напряженка. Такое впечатление, что я стал не нужен. Почти все знания выкачали, да и от Максимова гораздо больше получили, следов новых попаданцев не обнаружилось. Да и вообще… Мельком услышал часть разговора Мартынова по телефону, так тоже настроения не прибавило. Как я понял из него, полностью изучено мое воздействие на людей этого мира. Вроде радоваться нужно или паниковать, а мне все равно. Какое-то безразличие навалилось непонятное. Ничего не хочется: ни жить, ни умирать. Депрессия, что ли? Напиться и то неохота, блин. Подумав про водку, вспомнил старый анекдот. Стоит мужик у винно-водочного, а лицо грустное-грустное! Подходит к нему ханыга местный:

— Че грустишь, на выпивку не хватает?

— Нет, — отвечает, — полный карман денег.

— Водки в магазине нет?

— Полно, как и вина с коньяком.

— Компанию найти не можешь?

— Нет, — говорит, — только свистни — толпа набежит.

— А что же тогда? — охреневает мужичок.

— Неохота, блин!

Вот и мне. Ни черта неохота. И паршиво от этого, слов нет! О, телефон затрещал…

— Старший лейтенант Стасов? — Голос показался знакомым, кто именно — я не понял, но явно коллега из органов.

— Да. А кто спрашивает?

— Майор Владзимирский. Узнали, Андрей Алексеевич?

— Так точно, товарищ майор! Узнал.

— Через десять минут за вами заедет машина, собирайтесь. — И гудки.

Да, и куда все безразличие пропало? Как ошпаренный ломанулся в ванную — увидит небритым, пистон точно вставит! Уж чьего звонка я точно не ожидал, так это Владзимерского! На фига я понадобился начальнику следственной части по особо важным делам НКВД СССР? Встречался-то с ним только три раза, два из них на прошлой неделе. Но мужик серьезный, даже слишком. Честно говоря, я его побаиваться стал. Особенно когда узнал, что все по-настоящему серьезные дела идут через него. Да и взгляд у Льва Емельяновича… Я аж передернулся, вспомнив. Вроде нормальный молодой мужик. Плотный такой. Но в глаза ему глянул, и…овастенько стало. Он на меня, как на бабочку, которую в морилку запихивают, смотрел. Чисто профессиональный взгляд, не палача, но кого-то очень близкого к этому. Ну его подальше! Лучше приведу себя в порядок.