Однако разговор наш с самого начала принял не совсем тот оборот, которого я ожидал.

— Так значит, Нью-Гемпшир, Берни? — раздался в трубке голос Рэя, и следует отметить, что он сумел вложить в него максимум презрения. — Пой, ласточка, пой.

— Собирался остановиться в «Ласточке», — сказал я ему, — но там не было мест. Вообще все мотели забиты, так что пришлось довольствоваться «Ганновером». А ты откуда знаешь, Рэй?

— Я одно знаю наверняка, — ответил он, — что ты в таком же Нью-Гемпшире, как я в Новой Зеландии.

— А почему ты так уверен, Рэй?

— А потому, что ты не моргнув глазом сперва соврал моей жене. Специально сказал ей, что ты в Нью-Гемпшире, зная, что она передаст мне. Если б ты и вправду находился в этом самом Нью-Гемпшире, Берни, стоило ли огород городить? Ладно, это я так, к слову. Главная твоя промашка не в этом.

— В чем же?

— Да в том, что я могу проследить звонок. И ты еще спрашиваешь!.. Ну, погоди, только попадись мне на глаза! Проводишь ночь с этой своей придурочной неприкаянной подружкой из разряда гермафродитов… тьфу!.. как их там… причем совершенно непонятно, какой вам от этого толк. А потом решаешь, видите ли, позвонить мне и отправляешься куда-то в другой район на тот случай, если я вдруг прослежу звонок, хотя как это можно сделать с моего домашнего телефона, одному дьяволу известно.

— И как же ты это сделал, а, Рэй? — спросил я.

— Просто догадался, — ответил он. — Так, погоди-ка, сейчас… Ты находишься по ту сторону моста, в Бруклин-Хайтс, верно? И оттуда, где стоишь, виден Променейд, да, Берни?

— Да, — ответил я. — Следует заметить, что он выглядит совершенно потрясающе в этом утреннем тумане.

— День потрясающий, спору нет, однако где ты углядел туман, непонятно. Он уже успел развеяться несколько часов назад. Ладно, беру свои слова обратно. Для Бруклина маловато фоновых шумов. Ведь сегодня воскресное утро, если не ошибаюсь? Тогда ты, наверное, на Уолл-стрит. И никакого Променейд в поле зрения. Однако готов поставить доллар, что ты видишь здание фондовой биржи, а?

— Потрясающе, Рэй. Клянусь, до сих пор не понимаю, как это у тебя получается.

— Это ты нарочно так говоришь, чтоб я думал, что ошибся. Но я, черт побери, прав, хотя сам до сих пор не пойму, какой мне от этого прок. Ты действительно хочешь знать, как это у меня получается, Берни? Вся штука в том, что мы с тобой давние знакомые. И неудивительно, что за это время я успел узнать тебя как облупленного.

— Туман развеялся не окончательно, Рэй. Какая-то его часть осталась и застилает глаза, а в горле стоит ком.

— Смотри не разрыдайся, Берни, а не то я и сам заплачу. Ладно, пора сменить тему, может, это тебя отвлечет. Не далее как вчера пара наших патрульных прогуливалась по Нижнему Ист-Сайду и какие-то тамошние детишки привели их в пустующий дом, где прежде сдавались меблированные комнаты, на углу Питт и Мэдисон. Я имею в виду Мэдисон-стрит, а не Мэдисон-авеню.

— Что вполне очевидно, раз она расположена в Нижнем Ист-Сайде.

— Угу. Не так очевидно другое: то, что они там обнаружили, когда ребятишки показали нашим парням незапертую дверь в квартиру. Иначе бы как они туда попали?.. Так что они там обнаружили, как ты думаешь, а, Берн? Даю три попытки.

— Даже если я не угадаю, ты ведь мне все равно скажешь, — ответил я.

— Тело.

— Слава богу, что не мое, — сказал я. — И все равно, страшно благодарен за то, что ты так беспокоишься, Рэй. А то уж я начал было подумывать, что вовсе тебе безразличен.

— Догадайся, чье?

— Ну, если это не судья Крейтер, — протянул я, — то уж наверняка Джимми Хоффа. [22] Я прав?

— Часы и кошелек исчезли, — невозмутимо продолжал Рэй, — что неудивительно, поскольку чего еще ждать от квартиры, дверь в которую не запирается и разные там детишки и прочий народ входят и выходят. Но под одеждой у этого парня обнаружили специальный пояс для бабок, хотя этих самых бабок там кот наплакал.

— Неужели копы лапку приложили?

Он цокнул языком, хотя не думаю, что он собирался произнести «Царнов».

— Берни, — сказал он, — ты весьма низкого мнения о нашей нью-йоркской полиции, и тебе должно быть стыдно. Даже если они и взяли пару центов из этого пояса, мне об этом все равно никогда не узнать, так что лучше давай говорить о том, что там осталось. Идет?

— О, это будет потрясающе интересно!

— Ну, прежде всего паспорт. В нем снимок этого парня, так что, ясное дело, ксива не чужая. Ну и имя там тоже есть.

— В паспортах вообще принято указывать имя.

— Вот и правильно, разве нет? Согласно паспорту звали его Жан-Клод Мармотт.

— Что-то французское…

— Бельгийское, — уточнил он. — По крайней мере, паспорт у него бельгийский, хоть это вовсе не означает, что Бельгия выдала ему паспорт. Она и не выдавала.

— Гм?..

— Он оказался фальшивый, — сказал Рэй. — Правда, ребята доложили, подделка вполне добротная, и тем не менее сами бельгийцы о нем сроду не слыхивали…