Приведенные выше примеры, в которых эксплицитно выражается идея обращенности на самое себя и ее обособленности, могут, кажется, рассматриваться как выведение вовне и усиление той смысловой доминанты, которая implicite содержалась в слове в ту эпоху, когда семантическая мотивировка была еще вполне ясной. Конкретно речь идет о возможности возведения др. — греч. к и.-евр. *suobhi"a, производному от энантиосемического местоименного корня *s(u)o–bh- [144] , который в результате диссимиляции первого из двух лабиальных элементов мог дать *sobh- >- и который, с одной стороны, ориентирует на понятие обособления, выделенности, самости (процесс индивидуализации), а с другой — указывает на включенность в некую общность (процесс генерализации). Оба эти круга значений (как и оба указанных процесса) теснейшим образом связаны с более специальной идеей освоения, превращения не–своего в свое (или «менее своего» — в «более свое»), о чем см. несколько ниже. Первый круг значений может быть прокомментирован такими примерами, как слав. *o–sobь, *o–soba как обозначение отдельного, выделенного из некоей совокупности лица (ср. *osobiti! se/ "отделяться", "уединяться", но и "соединяться"; *о sobe "отдельно", "самостоятельно", "сам по себе", *osobьn — "отдельный", "частный" или русск. — ц.–сл. собьство "свойство" как различительный признак) или же лат. s^e, s^e- Praep., Praef. "без", "от" — и т. п. (ср. s^ejugis "отделенный", "разобщенный", sed "но" и др.). Второй круг значений подкрепляется такими обозначениями некиих общностей, совокупностей, как др. — инд. sabha "собрание", "сельская община" (дом), готск. sibja, др. — в.—нем. sipp(e)a, нем. Sippe "род", "родня", "родичи", "совокупность своих людей", русск. собь "все свое", "имущество", богатство", собина "пожитки", "достояние", "приданое", "наследство" (ср. собить "собирать", "припасать", "копить", собистый и др.) и т. п., а также нередкими племенными обозначениями типа лат. Sabini, Sabelli, Samnites (лат. Samnium, оскск. Safinim) Semnones (< *Sebnan–ez: *sebj"o, готск. sibja), герм. Su^ebi, др. — в.—нем. Sw"ab"a "швабы" (*sweba-< и.-евр. *su^ebho-) [145] , ср. также слав. *svoboda как первоначальное обозначение состояния принадлежности к своему особому, отличному от других, роду (ср. русск. слобода еще сохраняющее след значения, относящегося к названию совокупности свободных (своему роду принадлежащих) людей, живущих вместе друг с другом, но отдельно от других, о собе, соответственно — их поселения и, более того, их собственность и т. п.

Слав. * svoboda, *svobodь и под., отсылающие и к обозначению свободного члена общества, и соответствующего состояния, понимаемого как самостоятельность, самость, т. е. выделенность, четко фиксирует ту энантиосемичность, которая в других словах этого корня менее четко выражена или вовсе оттеснена и практически не обнаруживается. Случаи, подобные данному, вскрывают механизм семантического структурирования и.-евр. *suobh-, основанный на циклическом повторении блока «обособление — общность (т. е. включенность в целое)» с последовательным углублением (так что первая общность вмещает в себя всю серию более специализированных общностей — вторую, третью и т. д.) [146] . Подобное соотношение значений было выявлено Э. Бенвенистом при анализе индоевропейского названия свободного человека в связи с элементом *swe. «Если мы бросим обобщающий взгляд на все производные, построенные на основе *swe, — пишет французский ученый, — мы заметим, что они распределяются по двум концептуальным линиям. С одной стороны, *swe предполагает членство в группе «своих собственных людей», «своего», с другой, — он специализирует «себя», «свой» в его индивидуальности. Интерес, который представляют такие понятия как для общего языкознания, так и для философии, очевиден. Понятие «себя», рефлексивности, выкристаллизовывается здесь. Это то выражение, которое употребляется, чтобы ограничить «себя» как индивидуума и отослать к «себе». Но в то же время субъективность выражается и как «принадлежность». Понятие *swe не ограничено самим индивидуумом; с самого начала оно имплицирует крепкую и закрытую группу, которая включает "себя"» [147] . Указанная выше модель почти иконически отражает последовательность смыслового наполнения, углубления мысли в самое себя, что и составляет суть понятия (в ряде реально засвидетельствованных концепций и — если говорить о самой схеме — в реконструируемой семантической мотивировке этого слова) с точки зрения содержания. Сама же схема, лежащая в основе, с технической точки зрения определяется операцией обособления, повторяемой серийно. И каждое такое обособление, выделение, предполагающее различение через распознавание и узнавание, влечет за собой формирование новых и все более глубоких смыслов, позволяющих, с одной стороны, выводить за свои пределы, отчуждать от себя все то, что овеществляется и становится достоянием «common sense», сферы man, а с другой стороны, обеспечивать непрерывное возрастание смысловой наполненности бытия, осознающего само себя» [148] .

Помимо уже приведенных выше примеров (в частности, типологических) семантической связи обозначения обособленности и сферы интеллигибельного, целесообразно упомянуть еще две категории параллелей. Одна из них существенна в том отношении, что речь идет о том же индоевропейском корне (правда, с другим расширением), засвидетельствованном в древнегреческом; ср. ' "свой", "собственный"; "специальный", "исключительный", "необычный" (ср. аргив. Fh< и.-евр. *sue–d–ios), ' "свои", "близкие"; "частные лица", в " "особо", "отдельно", "частным образом", "частное владение", "частная собственность", "для себя лично", "в собственных интересах", "вне", "независимо" (как Prаер.), ' "частное владение", "личная собственность", и т. д.; "особенность", "своеобразие", "особый", "частный", "личный"; "отдельный человек", но и ' "личный взгляд", "частное мнение" (ср. ' "если говорить о моем личном взгляде" у Исократа или "я со своей стороны" = "что до моих взглядов…" у Лукиана и т. п.) [149] .

Другая группа примеров ценна тем, что она представлена продолжениями того же и.-евр. *s(u)obh-, которое предполагается и для др. — греч. . На фоне уже приводившихся в другой связи слав. *sobe, *o–sobe, *o–sobь, *o–sobiti, *ob–o–sobiti, *-o–sobьn- и т. п. с известным кругом значений выделяются такие случаи, как русск. собь "свойства нравственные, духовные и все личные качества человека" (Даль IV, с. 342: «особенно все дурное, все усвоенное себе по дурным наклонностям…»), способ как обозначение некоей стратагемы, предназначенной для достижения определенной цели, в частности, как метода познания, способный "умственно одаренный", способистый, способие "навык", способица "образ", "род", "лад", "прием", "средство" [150] , способиться "управиться", "устроить, как надо", "достичь цели"; у–собить "понять", "усвоить", у–собистый "понятливый", "умный" и т. п. [151] Более далекая аналогия представлена примерами типа русск. у–своить "перенять и усамить" (Даль IV, с. 1066), "овладеть (в частности) знанием", "понять", "сделать нечто своим" (ср. у–свойчивый в связи с ментальными операциями; характерно отношение переводящего–переводимого в цепи — русск. усвоить —>нем. begreifen —>русск. понимать, постигать или же — русск. усвоить —>нем. erlernen —>русск. выучивать) при о–своить, при–своить и т. п. [152] В этом контексте, возможно, не покажется слишком большой неожиданностью сопоставление др. — греч. –, — (< *F) и слав. Sobе–slavъ, (т. е. "славный (своей) мудростью" в одном случае и "славный (сам) о собе" в другом, откуда — мудрость = особость как обращенность на себя самого), продолжающих архаичный тип индоевропейских личных имен (*S(u)obh- & *k'leu–os), ср. др. — инд. sva & sr^avas и т. п., тем более, что эта параллель входит в длинный ряд частичных перекличек.

Приведенные выше соображения о том, что понятия, принадлежащие к интеллигибельной сфере, могут выражаться («осваиваться») элементами, восходящими к Pron. reflex, или производными от него, снимают, кажется, первую и основную трудность в истолковании происхождения др. — греч. (этимологический аспект), а именно — неясность семантической мотивировки. Более того, проясненная мотивировка прямо указывает на связь , и т. п. с разными видами Pron. reflex, (иногда Pron. possess.) в древнегреческом— , ; . , , (критск., сирак.); , , ; , , , (Dat.) и др. и даже (Pron. possess. "свой" [Гомер, Сафо, Пиндар] наряду с (F) Pron. reflex, у Гомера, Пиндара, трагиков и др.) и (у Гомера, в дорийском диалекте, у Пиндара), ср. беот. (Коринна), не говоря о таких расширенных формах с прямо- и косвенно–рефлексивным значением, как (ср. "их люди", "их сотоварищи", "их настроения", "их интересы", , "присваивать" и т. п.) [153] .

Тем не менее, фонетические неясности в использовании остаются, поскольку (если следовать наиболее распространенному типу трактовки и.-евр. *s/u/- в анлауте) ожидалось бы *. Несмотря на них принятие исходной формы для в виде *s(u)obh–ia [154] представляется очень правдоподобным, даже если исходить только из фонетических критериев. Каждый, кто сталкивался с проблемой трактовки и.-евр. *s + Vос. или *su + Voc. — в анлауте в древнегреческом, хорошо знает, какое значительное количество слов нарушает общее правило, нередко (кроме слоя заимствованной лексики) по неизвестным причинам. Именно поэтому в этимологических словарях повторяются как надежные объяснения такие сопоставления «нерегулярных» древнегреческих форм, как "молчать" ; др. — в.—нем. swigen, нем. schweigen или др. — греч. "губчатый", "пористый": др. — в.—нем. swamp "губка" (из герм. *swampu) или др. — греч. "палуба", "помост" и др. (ср. ): др. — инд. svar(g`a-) "небо" и т. п. [155] Более того, сама судьба и.-евр. *sue–/*suo– (Pron. reflex.) необъяснимым образом оказывается отличной от судьбы того же самого элемента (и по форме и по значению его в индоевропейскую эпоху) в неместоименных словах, ср., например, ', ' и т. п., но , , и т. п., о которых см. выше.

Иначе говоря, даже для слов, не (полностью) порвавших с формой Pron. reflex., или для некоторых типов самого Pron. reflex, (ср. выше об , ), приходится принимать не вполне мотивированную (если исходить из современных знаний древнегреческой фонетики) разницу в рефлексах анлаута [156] . Особенно характерно, что базой для форм Pron. reflex, и дальнейших производных послужил условно «дативный» элемент *s(u) — bh-, как и в слав. *o–sobь, *o–soba, * sobiti и т. п. Если предлагаемая здесь связь с и т. п. верна, то оказывается единственным примером отражения вокализма о в древнегреческом в продолжениях и.-евр. *sue-/*suo- как прономинальной основы. При предположении, согласно которому связь , и ', и т. п. продолжала быть актуальной довольно значительное время, объяснился бы ряд существенных деталей, между прочим, может быть, и сохранение - перед гласным начала слова в [157] . Как бы то ни было, фонетические неясности остаются, но они переносятся в значительно более благоприятный для последующего объяснения контекст.

Видимо, не составило бы особого труда показать, как семантическая структура слова не только определила некоторые важные черты идеи софийности, но и способствовала — в более поздней софиологии — выработке имманентных посредствующих образов как средства уравновешивания возрастающей трансцендентности основного начала (ср. идеи Флоренского о роли софийности и троичности в истории русской культуры). Вместе с тем существенно подчеркнуть, что семантическая амбивалентность слова (или вернее, упорядоченное чередование друг друга сменяющих смыслов) иконически отражает основную особенность схемы того, что обозначается этим словом. Более того, семантически слово построено таким образом, что оно заранее готово к обозначению и других внеположных явлений, отвечающих такой схеме. Разумеется, это соседство по языковому «дому» или хотя бы способность разделять одну и ту же семантическую схему не могут быть случайными.