Топоров Владимир Николаевич
Шрифт:
С известным основанием можно говорить, что Иван Калита и Узбек хорошо понимали друг друга и добились относительной стабилизации в отношениях Москвы и Орды. Во всяком случае в последнее десятилетие своей жизни (с 1331 года, когда Иван стал великим князем, по 1341 год) [235] не только не было серьезных волнений в Северо–Восточной Руси, но даже, судя по летописным свидетельствам, возрастало благосостояние и сильно вырос (особенно по сравнению с Юрием) авторитет князя. Его считали бережливым, предусмотрительным, боголюбивым. Государственный корабль он вел умело и уверенно, избегая опасностей, не соблазняясь непрочными успехами, но вместе с тем и не пренебрегая обозначением своей цели (так, по примеру «митрополита Киева и всея Руси» Петра, перенесшего свою резиденцию из Владимира в Москву, и Иван Калита ввел в свой титул «всея Руси», что, конечно, в то время никак не соответствовало реальному положению вещей, но совершенно адекватно указывало направление движения). Народ провожал Ивана с плачем, исполненным нелицемерной печали [236] . Положительно оценивалась и деятельность князя по строительству храмов (при нем в Москве были заложены каменные церкви Спаса честнаго Преображения и Архангела Михаила, соответственно в 1330 и 1333 гг., см. Троицк. летоп. 1950, 360, 361), по защите торговых путей, покровительство торговле и т. п. Несомненно, образ Ивана Калиты отвечал и некиим идеальным нравственным образцам, за что, видимо, народ особенно уважал боголюбивого, мнихолюбивого и страннолюбивого князя [237] .
235
Три виднейших исторических деятеля первой половины XIV века, существенным образом связанные с ключевыми событиями этого времени в Восточной Европе, сошли с исторической сцены практически одновременно — в 1341 году — Узбек, Иван Калита (согласно Карамзину 1992, IV, 295 — в 1340 г.), Гедиминас. Подобные совпадения известны и в других случаях. Так, в 1263 году умерли Александр Невский и Миндаугас (Миндовг), в 1264 — Даниил Галицкий и т. п.
236
Ср.: Въ лето 6848 [scil. 1341 г., а не 1340 (!). — В. Т.] преставися князь великiи Московскiи Иванъ Даниловичь […] въ чернцехъ и въ скиме, месяца марта в 31 […] и плакашася надъ нимъ князи, бояре, велможи, и вси мужiе Москвичи, игумени, попове, дьякони, черньци и черници, и вси народи, и весь миръ христiаньскыи, и вся земля Русская, оставили своего Государя. […] Проводиша христиане своего господина, поюще надъ нимъ надгробныя песни, и разидошася плачюще, наполнишася великiа печали и плачя, и бысть господину нашему князю великому Ивану Даниловичю всеа Руси вечная память (Троицк. летоп. 1950, 364).
237
Ср.: […] благоверный князь великiи Иван Даниловичь заложи церковь камену на Москве […] близъ сущу своего двора, и наречи быти ту монастырю и събра чернци, и възлюби манастыретъ, паче инекъ манастыревъ, и часто прихожаше въ онь молитвы ради, и многу милостыню подаваше мнихомъ живущимъ ту, ясти же и пити, и одежа, и оброкы, и всяка требованiа неоскудна, и лготу многу и заборонь велику творяше имъ, и еже не обидимымъ быти никимъ же, и церковь ту украси иконами и книгами и сосуды и всякими узорочьи […] сынъ его, князь великiи Иванъ, боголюбивъ сый, паче ж рещи мнихолюбивъ и страннолюбивъ, и теплее сыи верою, преведе оттуду архимандритью и близъ себе учини ю, хотя всегда въ дозоре видети ю; и въздвиже и устрои таковую богомолiю, и прiобрете себе мзду благочестну и славу богоугодну, благую бо часть избра, яже не отъимется от него […] онъ христолюбивыи князь благое основате положи […] (Троицк. летоп. 1950, 360–361).
В 1341 году, практически одновременно, умерли правители трех основных участников восточноевропейского исторического процесса — Узбек, Иван Калита и Гедиминас. Смена правителя, особенно обладающего большой и единоличной властью, даже если традиция или закон о престолонаследии достаточно четко проработаны, обычно обозначает некую паузу: нужно время, чтобы осмотреться, принять планы «внутренней» и «внешней» стратегии и тактики, войти конкретно во власть. Этот момент смены — весьма ответственный. От сделанного выбора многое зависит. Когда подобная смена власти происходит у всех основных участников, определяющих политическую ситуацию в данном варианте, одновременно, — создается уникальное новое положение — открываются новые возможности выбора, приходится начинать все снова, как бы с чистого листа.
Но начинать можно по–разному. Наиболее сложная ситуация возникла в Золотой Орде, поскольку каждый из сыновей покойного Узбека считал себя, кажется, не хуже других и задумывался о ханской власти. Первым к власти пришел старший сын Узбека Тинибек (и это была дань традиции), но его правление было кратковременным и имело насильственный конец. Возможно, властные амбиции были и у младшего брата Хидырбека. В этой политической игре, содержанием которой была борьба за власть, выиграл средний брат — Джанибек (Чанибек). Троицкая летопись сообщает без всяких комментариев, поскольку само сообщение о событиях в Орде более чем красноречиво, о том, что там произошло:
Въ лето 6849 [1341 г. — В. Т.] […] Тое же осени умре царь Озбякь, а Чанибекъ бысть царь убилъ брата своего меньшого Хидырьбека […] В лето 6850 [1342 г. — В. Т.] царь Чянибекъ, сынъ Озбяковъ, убилъ брата своего болшаго Тиньбека, а самъ седе на царствiи
(Троицк. летоп. 1950, 365).Поле теперь было расчищено, и Джанибек разумно избрал путь следования политике отца с той, пожалуй, разницей, что он перестал вмешиваться в балканские дела. Такое ограничение сферы своих актуальных интересов само по себе свидетельствовало, видимо, о сосредоточении на «русской» политике: она становилась главным приоритетом, и было естественным следовать в отношении Москвы политике отца, озабоченного усилением роли московского князя в Северо–Восточной Руси и не желавшего вместе с тем обострять отношения. Джанибек, вероятно, ожидал первого шага со стороны Москвы, чтобы определить точнее свою дальнейшую позицию.
В Москве же на княжеском престоле после смерти Ивана Калиты утвердился его старший сын Симеон (1341–1353 гг.), и это произошло без всяких осложнений. «Русская» сторона сделала первый шаг навстречу: все князья искали свой шанс, а Симеон определенно ждал от этого шага выгоды для себя и для Москвы. Главная выгода, конечно, состояла в продолжении предсказуемых и желательно мирных отношений с Ордой [238] : время работало уже не на Орду, а на Москву. В ней новое княжение началось спокойно, без какой–либо борьбы за власть, тогда как в Золотой Орде для прихода к власти Джанибеку необходимо было избавиться от двух братьев.
238
Поездки Симеона в Орду были частыми (пять раз за 12 лет), как и поездки его отца. Ср.:
Въ лето 6852 [1344 г. — В. Т.] поиде въ Орду князь великiи Семенъ Ивановичь, а съ нимъ братья его, князь Иванъ да Андреи и вси князи тогды въ Орде были (Троицк. летоп. 1950, 366); — Тое же весны [6858 = 1350 г. — В. Т.] поиде въ Орду князь великiи Семенъ Ивановичь, а съ нимъ братья его Иванъ, Андреи. Того же лета выиде изъ Орды на Русь князь великiи Семенъ съ своею братьею и съ пожалованiемъ
(Троицк. летоп. 1950, 371).
Общую ситуацию, сложившуюся в 40–х годах XIV века, историк описывает следующим образом:
По смерти Калиты все русские князья отправились в Орду; но соперничество их с богатым и сильным московским князем было невозможно, и хан объявил старшего сына Калиты, Симеона, великим князем владимирским. Благодаря усилению Москвы это уже не был теперь один только титул; но чего опасались князья со времен Мстислава Храброго, то исполнилось: они перестали быть родичами равноправными и стали подручниками. «Все князья русские даны были под руки Симеона», — говорят летописи. Что князья хорошо понимали эту перемену, что сын Калиты заставил их ее почувствовать, доказательством служит прозвание Гордого, которое они ему дали. Есть известие, что Симеон, созывая князей для известных целей своих, напоминал им, что Русь была только тогда сильна и славна, когда князья беспрекословно повиновались старшему, и что теперь только таким же беспрекословным подчинением ему, Симеону, они могут освободиться от татарского ига; но князья знали разницу между прежними и настоящими отношениями, знали, к чему поведет такая покорность.
Как бы то ни было, князья повиновались Симеону; Тверь не думала больше о борьбе.
[…] (Соловьев II, 3–4, 1988, 240).Действительно, готовность или, по крайней мере, необходимость смирения, отказа от притязаний на первенство отчетливо проявились в 40–е годы. Особенно показательны в этом смысле были отношения Твери с Москвой. Всеволод Александрович, князь Тверской, отказался от мести за своего отца Симеону. Более того, в 1346 году он отдал за Симеона свою сестру Марию, а в 1349 году Михаил, сын великого князя Тверского Василия Михайловича и племянник Александра, женился на дочери Симеона.
При Симеоне в Московском княжестве и во всей Владимиро–Суздальской области было спокойно. Не беспокоила и Тверь. Зона конфликтных, а иногда и не вполне ясных событий (поход 1351 года на Смоленск, кончившийся заключением мира на Угре), существенно отодвигалась от Москвы (Торжок, Новгород, Устюжна и др.). Конфликты начинают теперь чаще локализоваться в пределах отдельных княжеств (Рязанского, Тверского и др.), где борьба, нередко кровавая, становилась внутренней, между родственниками. Зато появляются первые признаки сгущения неблагополучных факторов на западной границе, которые вскоре откроют этап русско–литовского противостояния.
В середине XIV века огромное евразийское пространство было поражено чумой. Считается, что первоначальный очаг ее был на Дальнем Востоке. Вместе с торговыми караванами из Китая она проникла в Индию и Хорезм, попала в 1346 году в Крым, распространилась к югу (восточное побережье Эгейского моря, Кипр, Египет, Сирия) и к западу, охватив Западную Европу.·Оттуда чума двинулась через Балтику на восток, поразила Новгород, и в 1353 году чума достигла Москвы. В этом году ею были смертельно поражены митрополит всея Руси Феогност и великий князь всея Руси и князь Московский Симеон Гордый. На московском и великокняжеском престолах последнему наследовал его брат Иван II Красный (1353–1359 гг.). Двумя годами раньше не стало и Джанибека, убитого, видимо, его сыном Бердибеком (Берлибеком).