Положение в стране усугубилось двумя страшными бедствиями. Первым из них был голод. «Того ж року саранча великая была, — пишет летописец, — и збоже зопсовала, же дорожнета великая была и на хлеб, и на соль, и на сено» [110] .

Другим тяжким бедстием явились беззастенчивые действия союзников — татар. Орде было все равно, кого грабить. Пока не возобновилась война с Польшей, татарские загоны шныряли по союзной Украине. «И многие места поплюндровали, — говорит Хмельницкая летопись, — церкве попустошили, невесты и девицы псотили, стацеи невзмерные брали, коне, быдло и овцы, и много трудности людем чинили» [111] . Один помещик, пан Щепановский, жаловался впоследствии, что татары разорили его поместье и увели всех женщин. Это было массовым явлением.

С северных рубежей Украины приходили вести одна другой тревожнее: передовая польская армия в составе 20 тысяч шляхтичей и наемных рейтаров и 20 тысяч вооруженных слуг уже стояла наготове. Ее возглавляли старый полководец Фирлей, Александр Конецпольский и Остророг. После долгих переговоров в эту армию прибыл со своим отрядом и Вишневецкий. Сам король спешно собирал «посполитое рушенье» (массовое ополчение) — до 50 тысяч человек — и лично собирался повести его на соединение с передовой армией. С недели на неделю стотысячное войско поляков должно было вторгнуться в Украину и затопить восстание потоками народной крови.

В этой грозной обстановке и вождь восстания и весь украинский народ оказались на должной высоте.

«Побеждает на войне тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще», говорил Ленин [112] . В грозную годину испытаний в толще украинского народа обнаружились неиссякаемые источники выдержки и самоотверженного мужества. Народ показал себя достойным своих отцов — вольных запорожцев. Стар и млад поднялись на борьбу против грозившего нашествия.

«Все, что было живого, — повествует Самовидец, — поднялось в козацство, так что вряд ли можно было найти в каком-нибудь селе человека, не собиравшегося в войско или не пославшего туда своего сына. Если же кто не мог итти лично и не имел сыновей, то посылал слугу. Часто все мужчины уходили из дому, оставляя только одного для присмотра, потому что нанять работника было очень трудно».

О том же свидетельствуют побывавшие в то время на Украине московские люди: «Мая де, государь, в розных числех изо всех Польских (то есть украинских. — К. О.) городов Запороские козаки и всякие деревенские пашенные люди, конные и пешие, все пошли к Запороскому козачью гетману к Богдану Хмельницкому в сход к Киеву, и в Польских де, государь, городах остались только самые старые люди да самые малые» [113] .

Не только украинский народ прислал своих сынов Хмельницкому, — вся степная удаль Южной Европы явилась сюда: иные в расчете на добычу, иные из ненависти к панам, иные по зову Богдана. Крымский хан Ислам-Гирей привел в июне огромную орду, в составе которой были и степные ногайцы, и буджакские татары, и крымские горцы, и пятигорские черкесы, которых впервые увидели козаки. Турция прислала 6 тысяч румелийцев. Прибыл отряд донских казаков; явились даже отряды цыган.

Трудно установить численность этого разноплеменного войска. Повидимому, под знаменами Хмельницкого двинулось в поход, за вычетом рассеянных вдоль литовско-польской границы отрядов, около 100 тысяч козаков и такое же количество татар и прочих пришлых людей.

Управлять этой колоссальной ратью, говорившей на разных языках, веровавшей в разных богов, совершенно по-разному вооруженной, шедшей в бой во имя различных целей, было задачей неимоверно трудной. Богдан Хмельницкий с этой задачей справился прекрасно.

Польский передовой отряд не принял боя с надвигающимся, подобно туче, войском Хмельницкого и оттянулся в город Збараж — владение Иеремии Вишневецкого [114] . Хотя поляков было гораздо меньше, чем наступавших, но оборонительные достоинства позиции и значительное превосходство в вооружении до некоторой степени уравнивали положение противников.

1 июля начался общий штурм Збаража. Козаки и татары со всех сторон двинулись на приступ польских позиций, но, поражаемые из пушек и ружей, вынужденные ежеминутно вступать в рукопашные схватки с производившим непрестанные вылазки противником, не добились успеха. На следующий день штурм повторился, но с прежним результатом.

Богдан решил перейти к правильной осаде и взять город измором. Теснимые козаками, поляки постепенно отступали на заблаговременно подготовленные позиции, составлявшие более тесный круг и потому более удобные для обороны. Однако через несколько часов козаки возводили против новых польских окопов высокие валы, с вышины которых обстреливали все закоулки польского лагеря.

По выражению одного польского летописца, козацкие пули летали, как град, так что нельзя было «пальцем сунуть в пустое место». Козаки пускали в город зажженные клубни шерсти, пытались отвести воду, посылали лазутчиков для поджога городских строений, то и дело тревожили осажденных короткими атаками. Как и предвидел Хмельницкий, в Збараже начался голод.

«Великий голод ляхи терпели, илы кони и псы свои коханыи», говорится в Чигиринской летописи.

У осажденных обнаружился недостаток в порохе, а орудия от беспрестанной стрельбы потрескались. Одного гонца за другим отправляли они к королю, прося — пока не поздно — поспешить им на выручку, но все эти гонцы попадали в руки бдительных козацких патрулей.