Они повернули прочь от реки и двинулись назад по узким переулкам. Под уличными фонарями их странное свечение было едва заметно.

И всё же Каулквейп отметил, как изменилось поведение глыботрогов, мимо которых они проходили. Раньше их просто игнорировали. Теперь — если только это ему не показалось — их тщательно избегали; от них отводили глаза, а те, кто шёл навстречу, переходили на другую сторону улицы или исчезали в дверях и ждали, пока они пройдут.

— Я думаю, они заметили, — прошептал Каулквейп.

— Вперёд, — сказал Тарп Хаммелхэрд, — давайте выбираться отсюда. Мы ведь не хотим привлекать внимание?

— Поздновато об этом беспокоиться, — заметил Прутик, едва шевеля губами. — Смотрите.

Они стояли у края чего-то, что напоминало перекрёсток, похожий на середину колеса со спицами, где сходилась дюжина узких улочек. Посредине стоял огромный деревянный чан, вокруг которого так и кишела толпа пирующих глыботрогов. Шумное сборище освещалось пурпурным светом факелов из летучего дерева, отбрасывавших резкие тени на плотоядные лица глыботрогов и полностью скрывавших свечение Тарпа и Прутика.

Новопришедшие теснили их вперёд, и Прутик, Каулквейп и Тарп Хаммелхэрд всё дальше и дальше продвигались в толпе к огромному чану. Атмосфера этого места была подобна дурно пахнущему дыханию: что-то горячее, сырое и омерзительное. Каулквейп отчаянно старался, чтобы его не стошнило.

— Рыба, — пояснил Прутик, — гнилая рыба и… — он дёрнул носом, — тинник.

С детства Прутик испытывал отвращение к запаху маринованного тинника, которым несло изо рта лесных троллей. Здесь вонь была просто ошеломляющей. Острая. Кислая. Перебродившая. Похоже, она доносилась из чана, где пенилась какая-то жидкость.

— Пиво из тинника, — простонал Прутик.

— Три кружки, так? — раздался голос рядом с деревянным чаном. Приземистый глыботрог в вонючей накидке, перекинутой через руку, подзывал их к себе. Они пробрались между валяющимися телами пьяных глыботрогов, заснувших прямо в грязи.

— Я… э-э… У вас нет древесного грога случайно? — спросил Прутик.

— Не-а, — хмуро ответил глыботрог, — мы здесь настоящую выпивку продаём, а не всякую бурду.

Прутик кивнул.

— Ну тогда три кружки пива из тинника, — любезно согласился он.

Глыботрог влез по деревянной лестнице и опустил в чан три грязные пивные кружки.

— Лучше его не раздражать, — пояснил Прутик Каулквейпу, — но пить на твоём месте я бы не стал. Его варят из сгнившего тинника и внутренностей болотной рыбы.

Каулквейп содрогнулся от отвращения. Глыботрог вернулся.

— Вот, держите, — сказал он, сунув полные до краёв деревянные кружки им в руки.

— Спасибо, — ответил Прутик и положил монетку в протянутую ладонь глыботрога, — а скажите мне…

Но тот уже переключил внимание на толпу своих собратьев, которые хотели выпить и толпились с другой стороны, с бранью и руганью требуя, чтобы их обслужили. Прутик подтолкнул Каулквейпа локтем и кивнул на кружки:

— Может, при помощи этого мы сможем выудить какие-нибудь сведения.

Осторожно, чтобы никого не толкнуть, потому что, как говорится в пословице, «разлитое пиво и пролитая кровь текут вместе», они пробирались через толпу пьяных.

Вонь от пива из тинника усиливалась. Казалось, она струилась из кружек, висела в воздухе, исходила из пор на коже окружающих глыботрогов.

Один из этих монстров, здоровенный детина, повернулся и уставился на чужаков остекленевшими глазами. Его взгляд остановился на кружках в их руках.

— Это для меня? — воскликнул он раскатистым басом, но весьма неразборчиво. — Вы так добры! — Он схватил кружки, проглотил пиво одним глотком и одарил их лучезарной улыбкой. — Нектар олухов! — прогремел он и расхохотался. Потом отбросил две пустые кружки и принялся за третью. У него за спиной группа раскрасневшихся глыботрогов затянула песню. От пивного чана доносились взрывы хохота.

— А ты где работаешь? — поинтересовался Прутик.

— Да там же, где почти всё, что здесь находятся, — ответил глыботрог. — В доках. Погрузка. Разгрузка. — Он ухмыльнулся. — Ни за что бы эту работу не бросил.

Глыботрог, сидевший рядом с ним, повернулся и добродушно ткнул его мясистой рукой.

— Это потому, что у тебя башка безмозглая, Гром, — заявил он и повернулся к Прутику. — Вот что я тебе скажу, по мне, так было бы клево протирать штаны вместе с этими учёными в Санктафраксе. Живут — как сыр в масле катаются.