Не говоря уже о Майке, который был вездесущ и со всеми своими советами добирался даже до той деревушки, где мы тренировались. Я, конечно, был благодарен ему за все, что он говорил, подбадривал и все такое, но я профессионал и знаю, что делаю. И знаю также, когда что-то делаю неправильно, и мне не нужно, чтобы кто-либо мне об этом говорил.

Я уже стал так волноваться по поводу предстоящей игры на «Буше», что мечтал о том, чтобы она прошла где угодно, только не там: на «Боро», а еще лучше в Портсмуте, Ковентри, Лейстере или еще где-нибудь, куда не смог бы добираться Майк на своем драндулете. Я уже представлял, как стою в воротах, а за спиной Майк и еще дюжина ребят, опершись на заграждение, дают всякие советы, говорят, что я должен делать и чего не должен, а наверху, там, где я могу их разглядеть, потому что народу на матче будет совсем немного, сидят папа, мама и сестра. Мой отец, представлял я себе, говорит окружающим!: «Это мой сын», и в этот самый момент я промахиваюсь мимо мяча, и он влетает в ворота над моей головой, и все усмехаются: «Ну-ну, неплохо он справился с этим, а?» Вы не поверите, но меня уже посещали дурацкие мысли: например, подойти к боссу и попросить трансфер, а если он спросит, куда я хочу перейти, сказать: «Как можно дальше от Лондона. Манчестер, Ливерпуль, Бирмингем — все равно; я так больше не могу». Да, это смешно, я понимаю, но именно так себя и чувствуешь, если ты вратарь.

Это как раз то, о чем я пытался сказать вначале. Для полевого игрока все иначе, даже если он, скажем, центрхав или защитник, и его ошибка может привести к голу. Но ошибка вратаря почти всегда приводит к голу. Именно на вратаре всегда лежит ответственность за все. В общем, вы можете понять, как я чувствовал себя накануне игры.

Народу пришло немного, как я и ожидал, — не больше двух-трех сотен. Поле было ужасным, каким оно бывает обычно в середине зимы. С трудом можно было отыскать на нем траву, зато лужи были повсюду, и хоть возле ворот и насыпали песка, но было ясно, что скоро там все превратится в месиво, и тебе не удастся даже толком отталкиваться при прыжках. Об этом тоже люди не всегда думают, критикуя вратарей: ты начинаешь двигаться навстречу мячу — и поскальзываешься.

У нас была довольно опытная команда в тот день: три игрока сборной, пятеро или шестеро играли в этом сезоне за первый состав. Это тоже было частью политики Чарли Макинтоша, привлекавшего молодых к игре в Лиге, что, конечно, означало перевод кого-то из «стариков» в дубль. Естественно, те, с кем это случилось, не были особенно довольны жизнью, так что атмосфера в команде была не ахти. Дубль — отличный шаг на пути вверх, как это было со мной, но для опытных игроков, тех, которые играли за сборную, все по-другому; поэтому результаты таких игр часто удивляют.

Центрхавом у нас был Питер Мортон, он играл за сборную Ирландии — большой и сильный, очень мощный, один из тех, кто почти всю игру проводит на пятой точке, выполняя подкаты, чего я никогда не любил, потому что такой игрок в любую минуту может провалиться. И еще один недостаток я у него заметил во время тренировок. Хотя он хорошо играл в воздухе, ему нравилось отходить назад, к самым воротам, и находиться рядом с вратарем, которому он, конечно, мешал. В юношеской команде, где ты чувствуешь уверенность в себе, это не так страшно, но в своем первом матче за дубль, когда вокруг тебя игроки более опытные, ты как-то не очень расположен кричать на них.

Сам-то он относился ко мне хорошо и был очень весел. «Не волнуйся, Ронни. — с улыбкой сказал он в раздевалке, — я никого к тебе не подпущу!» И что же ему оставалось сделать в первые пять минут, как не забить самому в мои ворота?!

В общем-то все начиналось неплохо. Выбегая на поле, я услышал радостные крики: «Давай, Ронни!» Мне это понравилось, хотя я надеялся, что все мои друзья не окажутся позади моих ворот. К счастью, нам выпали правые ворота, а крики, кажется, доносились с противоположного конца. Ребята побили мне немного для разминки, и, похоже, я неплохо ловил мяч. Я сразу же надел перчатки, и хотя мяч моментально намок, но он был пластиковый, и поэтому к нему не сильно прилипала грязь.

Вскоре после того, как мы начали с центра, Берт Коу, левый защитник, парень из Манчестера, который довольно долго играл в первой команде, откинул мне мяч, чтобы я смог почувствовать его с самого начала, что я очень любил. Я взял его, подержал несколько секунд, а потом Берт побежал вперед по своему краю, я бросил мяч ему, и получилось довольно неплохо. Я почувствовал себя увереннее. А через несколько минут я чувствовал себя отвратительно. Кто-то из их команды дал длинный пас по центру, и Питер Мортон рванулся к мячу вместе с их центрфорвардом. В этом не было никакой опасности, все было настолько просто, что я мог бы даже выйти к линии штрафной и отбить мяч ногой. Вернее, все должно было быть просто. Обычно я бы крикнул, что буду играть, в юношеской команде с этим не возникало проблем — я ору: «Мой!», и все дела. Здесь же я вышел примерно к отметке, с которой бьют пенальти, чтобы облегчить задачу Питеру, чтобы быть уверенным, что мяч не застрянет в грязи и я доберусь до него первым, как вдруг он понесся на него со всей дури и запулил мимо меня точно в угол.

Я ничего не мог поделать, у меня даже не было времени, чтобы упасть. А потом я увидел, что их игроки радуются, похлопывая друг друга по спине, а зрители смеются. Вот поэтому-то, когда привыкаешь, то гораздо лучше играть при больших толпах — отдельные звуки теряются в общем шуме. Здесь же все было ужасно — смех, хохот по всему стадиону. Наверное, ничто не могло бы меня заставить повернуться и вынуть мяч из сетки — даже пистолет. Ничто не могло бы меня заставить посмотреть в смеющиеся лица, которые, я знал это, обязательно будут за моими воротами. Я почти ощущал этот смех, ударявший мне в спину, как поток мелких камешков. Питер посмотрел на меня и спросил: «Ну? Ты что, не собираешься доставать его?» Я покачал головой и ничего не сказал.

Я знал, что он думает: что я новичок и все такое, но мне было наплевать. В любом случае это была его ошибка. Если бы он не мчался, как лунатик, — а он вообще всегда так играл, ни один мяч не мог пропустить. — то этого бы никогда не случилось. Мы так и стояли некоторое время, уставившись друг на друга, а потом он пожал плечами и пошел за мячом. Он, конечно, подумал, что я хочу показать ему, что это его вина, но хоть это и было так, причина на самом деле была другая. Но разве я мог объяснить?