Один из этих матчей, самый первый, был против Уэльса на «Уэмбли» — это был колоссальный опыт. Даже сидеть в запасе там было страшно, и я понял, что люди говорили про «нервы «Уэмбли», про вратарей, которые совершали чудовищные ошибки, стоившие поражения их командам. Честно говоря, я даже был рад, что не играл, а просто сидел на скамейке и смотрел, хотя, когда играешь, обычно отвлекаешься от всего этого, втягиваешься в игру; на скамейке же ты вроде бы в игре, а вроде бы и нет, и обстановка больше действует на тебя.

Что же там за обстановка! До этого мне не доводилось бывать на «Уэмбли», хотя я много раз видел игры оттуда по телевизору. Но матч школьных сборных — совсем другое дело. Толпа собирается такая же, как на настоящие сборные, и почти такая же, как на финал Кубка, — девяносто тысяч, и все они школьники, так что шум стоит невероятный: свист, грохот и крики, высокие и пронзительные. С одной стороны, это здорово, но подростка, не привыкшего к таким толпам, может запросто выбить из колеи.

К этому времени, как вы можете себе представить, у меня в голове было только одно: я стану профессионалом, я буду играть за «Челси», я приму эстафету от Питера Бонетти. Я уже готов был написать в «Челси» и попроситься на просмотр, но отец был против. Он кое-что понимал в футболе и некогда неплохо играл за любителей; я думаю, он мог бы чего-нибудь добиться, если бы не война. Так вот, он сказал мне:

— Не пиши им, Рон, пусть они сами придут за тобой.

— Отлично, — сказал я, — а если они не придут? Что тогда?

— Конечно, придут, — ответил он, — все лондонские клубы придут, в особенности те, что поблизости. Но когда они придут, скажи им, что ждешь «Челси».

Первым клубом, из которого ко мне пришли, был «Куинз Парк Рейнджерс», и это естественно, ведь он находился ближе всех. В то время он играл в третьем дивизионе, и я был о нем не особенно высокого мнения. Я пошел туда и сыграл на смотринах, но когда мне предложили подписать контракт специального образца, для школьников, я сказал, что подумаю. Наверное, случись это несколько лет спустя, когда «Рейнджере» уже играл в первом дивизионе или хотя бы хорошо шел во втором после прихода перевернувшего все Родни Марша, я бы мог согласиться. Но тогда, хоть это и был местный клуб и некоторые наши ребята ходили по субботам на матчи в Буш, большинство из нас болели за «Челси». Мы хотели видеть сильную команду, настоящих звезд, и я думаю, это вполне понятно.

Потом, как раз после того, как я попал в школьную сборную Лондона, за мной опять пришли: но опять не из «Челси» — из «Боро». Во время одного из матчей в Скрабсе я увидел какого-то седого старикашку, стоявшего за воротами. Раз или два, ловя мяч, я слышал, как он бормотал: «Неплохо, неплохо». Потом, когда игра закончилась, он как-то неожиданно вырос передо мной и, оглядываясь, словно боялся, что его увидят, заговорил, постоянно подергивая головой и моргая:

— Ни с кем еще не подписал, а, сынок?

— Нет, — ответил я, — не подписал.

— Как насчет «Боро»? Думал о нем когда-нибудь? Хочешь там играть?

— Не знаю, — сказал я.

Я осторожничал, во-первых, потому, что я действительно никогда не думал о «Боро». Для меня клуб из северной части города был то же самое, что «Манчестер Юнайтед», «Селтик» или обратная сторона Луны. А во-вторых, откуда я мог знать, что он меня не разыгрывает, ведь время от времени такое случалось. Однажды какой-то мужик подошел к Томми Уитерсу, когда мы баловались на игровой площадке в Ноттинг Дейле, и сказал: «Я следил за тобой, сынок. Не хочешь посмотреться в «Челси»?». Для любого из нас это было все равно, что сказать, не хочешь ли миллион фунтов. Томми ни секунды не думал, да и никто бы на его месте не стал раздумывать, потому что тот мужик выглядел вполне солидно — как ни странно, он был куда больше похож на футбольного скаута, чем тот, кого послали ко мне из «Боро». Итак, Томми ответил: «Конечно, хочу». Он был крупным для своего возраста и действительно одним из лучших футболистов в школе.

Тогда тот мужик сказал: «О'кей, будь на «Стамфорд Бридже» завтра в шесть вечера с вещами». Томми больше ни о чем не мог говорить и, когда пришло время, отправился туда в состоянии какой-то заторможенности. Он уже видел себя в синей футболке, с капитанской повязкой, как он выводит команду на «Уэмбли». А потом он пришел на стадион, а о нем там никто и слыхом не слыхивал. Что же до того мужика, то он так больше и не появился, на свое же счастье.

Я думаю, после этого случая с Томми что-то произошло, потому что он ужо больше не был таким, как раньше; казалось, из него выбили всю гордость, все честолюбие. Он играл неплохо, но никогда так и не стал профи. Последний раз, когда я слышал о нем, он играл центрхавом за любительский «Хендон». Так что не удивительно, что я был осторожен.

А этот старикашка все продолжал глазеть по сторонам, и эго заставляло меня повнимательнее приглядываться к нему, хотя я понимал, что он оглядывается, чтобы его не увидел учитель, потому что нельзя вот так нелегально подходить к школьникам и все такое.

Он знал мое имя и называл меня Ронни — может быть, спросил у кого-то. Ему понадобилось знать, как меня можно найти. Поначалу я не собирался, но потом дал ему свой телефон и адрес, и он их нацарапал на малюсеньком клочке бумаги, который держал в ладони, как будто прятал. Затем он сказал: «Вот моя карточка» и протянул визитку, на которой было написано: «Джо Беннинг, скаут, ФК «Боро Юнайтед» и его адрес. «Можешь звонить мне, если хочешь», — сказал он и отошел, насвистывая. Кто-то из ребят спросил меня, что это за тип, но я сказал: «Не знаю», помня о том, что случилось с Томми.

Самое смешное заключалось в том, что я не обрадовался, а пребывал в каком-то смятении, что ли. Старикашка был, похоже, настоящим, и если это так, то мне давался уникальный шанс, но все же «Боро» — это не «Челси». Трудно сосчитать, сколько раз я, стоя на трибуне, обзывал «Боро» любыми словами, какие только мог придумать, или ехал на север города, чтобы поддержать «Челси» на их стадионе, где местные болельщики всячески старались запугать нас — до драк на трибунах тогда еще не доходило, они появились позже. Правда, в последнее время мне не часто удавалось посмотреть субботние игры, поскольку я сам в эти дни играл то за одну, то за другую команду, так что на футбол удавалось ходить, только если игра была в понедельник.