— Но почему так скоро? — спросила Гардения. — Ведь появится же человек, которого я полюблю. Однажды я встречу его.

— Ты не можешь ждать, когда это случится, — продолжала настаивать герцогиня. — Вот так обстоит дело. Гардения, я не буду вдаваться в подробности. Поверь мне, я лучше знаю. Я хочу, чтобы ты вышла замуж как можно скорее. Я дам тебе хорошее приданое, соберу тебе великолепный гардероб, а когда меня уже не будет на свете, к тебе перейдут все оставшиеся после меня деньги. Этого должно быть достаточно, чтобы привлечь нормального мужчину…

Она замолчала и принялась рассматривать свою племянницу.

— Ты очень красива, — пробормотала она. — Я хочу устроить тебе хорошую партию. Это будет такая пощечина…

Внезапно она остановилась.

— Нет смысла разговаривать об этом. Если хочешь доставить мне удовольствие, если хочешь проявить свою благодарность, будь мила с теми мужчинами, которых я тебе покажу. С де Гренелем, например, и, конечно же, с лордом Харткортом. Не давай им понять, что ты бегаешь за ними. Просто сделай так, чтобы ты была им необходима, будь рядом, когда ты им понадобишься.

Гардения ничего не ответила. Она чувствовала, что ей нечего сказать. Как трудно выразить словами ее мечты: как она надеялась в один прекрасный день встретить человека и узнать, что он любит ее и что она может ответить ему таким же чувством. Она мечтала, что никакая сила на свете не помешает ей отдать ему свое сердце, что она не будет взвешивать, насколько он богат и какое положение занимает в обществе. И зная, что подобные мысли вызовут раздражение у тетушки, она спросила:

— А господин Бертрам Каннингэм? Можно мне быть с ним ласковой?

— Думаю, уж лучше он, чем никто, — сердито проговорила тетка. — Он всего-навсего кузен лорда Харткорта. Он происходит из хорошей семьи, но он второй сын. Будет жаль, если твоя красота успеет увянуть до того, как появится более подходящая партия.

— Ему очень хочется дружить со мной, — сказала Гардения.

— Тогда будь с ним любезна, — неожиданно согласилась герцогиня. — Вот что тебе надо делать. Он приглашал тебя покататься по парку, так? Прекрасно, можешь поехать, но с вами должен быть кто-то еще. Не обязательно женщина, сойдет и мужчина, например лорд Харткорт.

Мрачное лицо герцогини внезапно прояснилось. Она улыбнулась, и возникло впечатление, что она собой довольна.

— Это тебе нравится, глупышка? — спросила она. — Иди и напиши господину Каннингэму любезное письмо. Скажи, что я передумала и что ты можешь поехать с ним покататься, если он будет не один. Я бы не стала предлагать, чтобы в первый раз вас обязательно сопровождал лорд Харткорт. Давай посмотрим, кого возьмет с собой господин Каннингэм. Есть у меня подозрение, что это будет именно его кузен.

Гардения собралась было сказать, что она не хочет, чтобы лорд Харткорт ехал с ними после того, как вчера вечером он столь грубо обошелся с ней. Но она вовремя сообразила, что это рассердит тетушку. Тетя Лили станет с большим пристрастием выяснять, что сказал лорд Харткорт, а Гардения понимала, что не сможет всего точно вспомнить и тем более объяснить. В голове все перепуталось, и ей больше не хотелось об этом говорить. От смущения ее бросило в жар. Более того, этот разговор заставил ее вновь пережить те ощущения, которые она испытала, когда лорд Харткорт бросил ее одну на балконе.

— А теперь иди и напиши письмо, — сказала герцогиня. — Я отправлю его в посольство.

— Хорошо, тетя Лили, — покорно согласилась Гардения.

Она направилась в кабинет, достала из бювара лист бумаги, украшенный монограммой и изобиловавший завитушками, и уложила его на пюпитр. Потом она села и задумалась.

Что-то было неправильно. В Англии любая девушка ее возраста вела бы себя совсем иначе, она не писала бы мужчине и не просила бы его о приглашении, даже если бы она ему сначала и отказала. Гардения была уверена, что мама ее не одобрила бы. Она была убеждена в этом, как и в том, что мама не одобрила бы прием в субботу вечером, не одобрила бы барона, шумных женщин за обедом и всех, с кем тетушка разговаривала сегодня в парке, когда они выехали покататься.

Они остановили машину под каштанами, и тут же их обступили со всех сторон. Все хотели с ними поболтать. Мужчины были довольно известны, в этом не было никакого сомнения. Но в том, как они разговаривали с тетей Лили, было слишком много фамильярности, а когда представили Гардению, она почувствовала, что та манера, с которой они рассматривали ее, оскорбительна. У нее было ощущение, что они раздевали ее глазами. Что же не так? Почему же все так отличается от того, чего она ожидала?

Дом прекрасен, мебель изумительна, все сделано с исключительным вкусом, она испытывала благоговейный трепет, когда смотрела на все это великолепие. Но появляющиеся у тети Лили дамы в сверкающих платьях и с дешевыми безвкусными украшениями были абсолютно чужими. Наверное, не все француженки таковы? Возможно, тетя Лили познакомилась не с теми, но она же герцогиня, и в ее дом должны стекаться представители самого высшего общества?