• Проявляя христологическую чуткость, Матфей более почтителен к Иисусу и избегает материалов, в которых возможности Иисуса выглядят ограниченными, или сам Он -наивным и суеверным. Например, Мф 8:25–26 корректирует укоризненный вопрос учеников Иисусу (Мк 4:38) и опускает обращение Иисуса к ветру и морю (Мк 4:39). Мф 9:22 убирает намек на то, что Иисус не знал, кто коснулся Его, и что ученики сочли Его вопрос глупым. Мф 13:55 меняет описание Иисуса как плотника (Мк 6:3) на «сына плотника». Мф 15:30–31 опускает Марков рассказ (7:32–36) об исцелении глухонемого с помощью слюны. Мф 19:16–17 переделывает Мк 10:17–18, чтобы избежать намека на то, что Иисус — не благ, а благ один лишь Бог.

Мф 21:12–13 опускает упоминание о том, что Иисус не позволял ничего проносить через Храм (Мк 11:16).

• Матфей усиливает элемент чудесного. Например, в Мф 14:21 увеличено число насыщенных (5000 человек, не считая женщин и детей). В Мф 14:24 увеличено расстояние от берега, на которое уплыла лодка с учениками в сцене хождения по воде. Мф 14:35 утверждает, что Иисус исцелил всех больных. Согласно Мф 15:28, дочь ханаанеянки выздоровела моментально.

(Б) Источник Q. Включая материал Q, Матфей акцентирует, что Иисус был учителем. Многие ученые пытаются выявить дополнительные особенности взглядов Матфея, прослеживая изменения, которые он вносит в Q, но поскольку Q — конструкт гипотетический и частично выводимый из Мф, лучше признать ограниченность наших возможностей и избегать шатких построений. В плане содержания Матфей почти так же точно следует Q, как и Марк. Однако материалы Q используются не однотипным образом, а их последовательность адаптируется к композиции Мф. Например, Матфей перегруппировывает материалы Q, объединяя их в речи. К группе из четырех заповедей блаженств (Лк 6:20–23) Матфей в 5:3–11 добавляет еще несколько, доводя общее число до восьми. Мф 6:9–13 расширяет молитву Господню, внося в нее дополнительные прошения, отсутствующие в Лк 11:2–4.

(В) Особый материал Мф (часто обозначается буквой М). Что касается отрывков Мф, которые отсутствуют в Мк и в Q, эти материалы неоднородны и являются предметом острых дебатов. Насколько они представляют собой творение евангелиста, и насколько взяты из его особого источника/источников (М)? Конечно, евангелист мог создать собственные произведения, взяв за образец Мк и Q [341] , но создается впечатление, что он пользовался и источниками (например, в особых материалах, связанных с Петром — 14:28–31; 16:17–19; 17:24–27). Приведу для иллюстрации рассказы о детстве и страстях. В ВВМ 52 я постулировал, что в рассказе о детстве Матфей использовал несколько видов необработанного материала: список патриархов и царей; мессианское родословное древо (1:13–16, к которому Матфей добавил Иосифа и Иисуса); благовещение о рождении Мессии (смоделированное по образцу ветхозаветных благовещений); рассказ о рождении с несколькими снами, включающий Иосифа и младенца Иисуса (построенный по образцу патриарха Иосифа и легенд о рождении Моисея); рассказ о волхвах и звезде (построенный по образцу мага [342] Валаама, который пришел с Востока и узрел восход звезды от Иакова). Для двух последних материалов (выделенных курсивом) я предложил в ВВМ 109, 192 реконструкцию доматфеевых повествований (с оговоркой, что этот материал столь сильно отредактирован, что часто реконструкция дает лишь содержание, но не первоначальную формулировку). Аналогичным образом, моя гипотеза относительно рассказа о страстях состоит в том, что к Маркову материалу Матфей добавил из источников следующее (BDM): самоубийство Иуды (27:3–10), сон жены Пилата (27:19), умывание рук Пилатом (27:24–25), поэтический катрен о событиях после смерти Иисуса (27:51б-53) и рассказ о страже у гробницы (27:62–66; 28:2–4, 11–15). К характерным чертам этого материала о рождении и страстях относятся: живое воображение (сны, убийство младенцев, невинная кровь, самоубийство, заговоры, ложь), необычные небесные и земные явления (вмешательство ангелов, движение звезды на запад и ее остановка над Вифлеемом, землетрясение, воскрешение мертвых), большое влияние Писаний (словно рассказы были составлены на основе ВЗ, а не просто сопровождались комментариями из него), и (увы) резкая враждебность по отношению к иудеям, которые не поверили в Иисуса, при доброжелательном образе язычников (волхвы, жена Пилата). Эти особенности отражают воображение, интересы и предрассудки простых людей [343] и большей частью отсутствуют в других местах Мф. Синьор и Нейринк (Senior and Neirynck), которые постулируют почти исключительно письменную зависимость Мф от Мк, считают большую часть этого материала созданием Матфея (не исключая частичное влияние каких-то традиций). Однако спросим себя: сколь вероятно, что евангелист, который близко следовал Мк и Q, ограничиваясь лишь небольшими изменениями, заполнил остальную часть текста собственными художественными фантазиями, отличающимися по тону от его редакционных изменений в Мк и Q? Скорее, Мф опирался на (устный?) источник, состоящий из фольклорных преданий об Иисусе (которые могли иметь историческое зерно, недоступное для реконструкции).

Помимо этих больших блоков материала, есть маленькие отрывки, не заимствованные Матфеем из Мк и Q. Некоторые из них, возможно, созданы евангелистом [344] , другие опираются на предания. Из устной проповеди об Иисусе, породившей христианство, Матфей наверняка знал что-то об Иисусе еще до того, как прочел Мк. Поэтому возможно (и даже вероятно), что некоторые маленькие изменения связаны с использованием устной традиции [345] . В перикопах, взятых из Мк, одним из ключей к доматфееву существованию устной традиции, может быть независимое присутствие в Мф и Лк материала, который отсутствует в Мк. (Некоторые из «малых согласований»; см. пример в главе 6 о Мф 26:28/Лк 22:64, где, возможно, имело место устное влияние на обоих евангелистов.)

(Г) Интерпретирующие цитаты. Примерно в 10–14 случаях, когда Мф цитирует ВЗ (в 8 из них — Исаию), ветхозаветный текст сопровождается формулой (с небольшими вариациями): «Это все произошло, чтобы исполнилось сказанное Господом через пророка…». Из всех синоптиков эта особенность есть только у Мф [346] . Многие христиане соотносили Иисуса с Писаниями, но только Матфей стандартизировал исполнение пророческого слова. Матфей обычно не пытается интерпретировать общий контекстуальный смысл цитируемых ветхозаветных отрывков: для него важнее детали, которые напоминают новозаветные события. Некоторые экзегеты считают, что этим цитатам присущ апологетический мотив (обращенный к синагоге), но тогда можно было бы ожидать, что этих цитат будет много в рассказе о страстях, которые были «камнем преткновения для иудеев» (а не только 26:56; 27:9–10). Вероятнее всего, эти цитаты имели дидактическую цель, просвещая христианских читателей и поддерживая их веру. Некоторые из них относятся к деталям жизни Иисуса, словно подчеркивая, что вся она, до мелочей, соответствует Промыслу Божьему. Возможно, Матфей продолжает обращение к Писанию, начатое в раннехристианской проповеди, но уже в условиях устойчивых христианских общин, которые нуждаются в назидании.

Создают ли эти цитаты рассказ или присоединены к уже существующему рассказу? Пожалуй, в разных случаях имеют место оба эти варианта, но чаще всего — второй из них. Например, в рассказе о детстве в четырех случаях из пяти (1:22–23; 2:156,17–18, 236) сюжетная линия сохраняет смысл и без цитат и даже развивается более гладко. Трудно представить, как рассказ в 2:13–23 мог быть составлен из трех интерпретирующих цитат, которые в нем содержатся. Мк 1:14 и Лк 4:14 утверждают, что после крещения Иисус пошел в Галилею, поэтому интерпретирующая цитата в Мф 4:12–16 не породила этот рассказ, но окрасила его упоминанием о язычниках. Иногда Матфей вводит в материал, взятый из Мк цитату, которая уже использовалась более широко (Мф 21:4–5 опирается на Зах 9:9, на который есть аллюзия и в Ин 12:15–16). Однако в большинстве случаев трудно представить, что цитаты из Мф могли использоваться независимо от их нынешнего контекста. Поэтому, скорее всего, Матфей стоял у истоков использования многих цитат, введенных данной формулой.

Что касается лингвистики, Gundry, Use, считает, что, заимствуя цитаты из Мк (даже имплицитно), Матфей близко придерживается формулировок LXX. В немарковом использовании Писания (не только интерпретирующих цитатах) Матфей свободнее. Stendahl, School, напоминает, что в I веке существовало многообразие текстуальных традиций Писания — не только стандартизированная еврейская (МТ) и греческая (LXX), но и разночтения в еврейском тексте, арамейские таргумы и ряд греческих переводов (подчас ближе к МТ, чем LXX). Если добавить к этому списку возможность вольной передачи текста самим евангелистом, будет очень не просто решить, где формулировка библейского текста Матфеева, а где — доматфеева. В ряде случаев, когда Матфей первым заметил возможность исполнения ветхозаветного пророчества, он, по–видимому, выбрал или даже адаптировал ту формулировку, которая лучше всего служила его цели. Выбор Матфей не обязательно отражал позицию некой школы (как думает Стендал), но он был грамотным и продуманным, достойным христианского книжника. Интерпретирующие цитаты Матфей использовал не только для демонстрации единства божественного замысла, но и в своих конкретных богословских и пастырских нуждах, обращаясь к смешанной христианской общине иудеев и неиудеев.