И Эрлихман со своими седыми волосами, браслетами и длинным посохом. Еще один бренд, имидж, подкрепленный его глубокомыслием, характерными жестами, хорошо рассчитанными паузами, поставленным голосом, очаровательными сказками. Я по натуре привык остерегаться таких, как Эрлихман, так как подозреваю, что они что-то скрывают. Или, по крайней мере, живут в мире фантазий. И то и другое при моей профессии сулит крупные неприятности.

«Мне кажется, у вас есть свои демоны». Что он имел в виду? Все что угодно. Что демоны есть и у него. Что он проявил проницательность — и интерес — и заметил моих. Что он меня не осуждает. Все это делает его образ гораздо глубже и интереснее, чем его тщательно расписанный фасад. Невольно возникает вопрос: зачем ему это надо?

Ответ, как и в случае с Дидериком, возможно, кроется в его желании быть замеченным.

Эмма любит рассуждать, что потребность выделиться отличает любую крупную компанию. В основе всего лежит простое человеческое желание быть не таким, как все, бежать от однородности, монотонности. Мы создаем свой образ с помощью всего, что мы покупаем. Мы словно хотим показать себя миру, сказать: «Вот он я». Эмма любит подобные гипотезы. На меня же они нагоняют тоску. Я думаю по-другому. Мне кажется, сейчас нас определяют уже не только и не столько наши поступки. Нас определяет то, чем мы владеем. Страсть к излишествам и жадность — движущая сила общества потребления, источник лжи и отговорок.

То же самое относится и к Флеа ван Ярсвелд. Она тоже нашла лекарство от трагического прошлого, многочисленных травм и унижения. Я вспомнил наш разговор о богатых африканерах. Флеа тогда сказала: они не все такие. Все дело в том, что ей самой больше всего хочется стать богатой. Она искренне верит, что богатство смягчит ее боль.

Ее измышления отличались продуманностью, безжалостной сосредоточенностью. Я отлично представлял себе, как она вела себя здесь, во время переписи слонов. Одежда подчеркивает ее красоту; она трудолюбива и деловита. Она неустанно ищет для себя новые возможности, завязывает знакомства. Презрительно отталкивает бесполезных, тепло обхаживает нужных людей.

Она ловко обвела нас вокруг пальца — и меня, и особенно Лоуренса. Наверное, она сразу поняла, как с нами следует обходиться. Хуже всего ей пришлось, когда ее положили на землю перед грузовиком. Пока Инкунзи и его подручные обыскивали «мерседес», ее планы висели на волоске. На карту была поставлена не только ее жизнь… Но как быстро она пришла в себя и приспособилась к новым обстоятельствам!

Она украла мой «глок». Наверное, после моей второй встречи с «Рыцарями Харли» поняла, что я это так не оставлю и постараюсь ее найти… И заранее позаботилась обо всем.

Эрлихман сказал: «Она такая способная». Флеа не просто способная. Она задумала всю операцию, спланировала ее и провела.

Интересно, что она будет делать, когда поймет, что деньги не исцелят ее раны?

Завтракали мы в одиночестве. Чипиндука, водитель «лендровера», сказал:

— Шамба пошел на прогулку. Он передал вам привет, просил попрощаться с вами и сказать, что вам всегда здесь рады.

— Он много ходит пешком? — спросил Лоттер.

— Каждое утро и каждый день после обеда. — Чипиндука достал что-то из нагрудного кармана рубашки: — Вот что Шамба просил передать вам.

Я взял визитную карточку песочного цвета с изображением звериной лапы. «Корнел ван Ярсвелд». Адрес электронной почты в Гугл-мейле, номер мобильного телефона. Не тот, какой она дала Лоуренсу.

Лоттер спросил у Чипиндуки:

— Что значит «шамба»?

— На языке шона это значит «лев». У него грива, как у льва.

— Ты умеешь читать звериные следы? — спросил я.

— Умею.

Я показал Чипиндуке карточку Флеа:

— Вот это чей след?

Он долго разглядывал отпечаток.

— По-моему, бурой гиены.

— Бурой гиены? Почему именно бурой?

— Бурая гиена не похожа на других гиен.

— Чем?

— Она охотится в одиночку.

Пока Лоттер отвязывал самолет, он спросил:

— Ну, что будем делать дальше?

Я осмотрел короткую взлетную полосу, холмы вокруг.

— Шаг первый: постараться выжить после взлета.

— А если мы каким-то чудом выживем?

— Пожалуйста, забросьте меня в Йоханнесбург.

— Думаете, она там?

— Может, и нет. Зато туда ведет последняя цепочка следов. Инкунзи, который прижался к Флеа и что-то прошептал ей на ухо.

— И еще вам хочется расквитаться.

— С этим, скорее всего, придется подождать.

Лоттер удивленно поднял брови. Я пояснил: