Еще днем Алексея Захарова устраивала полукриминальная экономика Москвы. Чем сильнее криминал в столице, тем сильнее он и в России. Это как дважды два. Это не только политика, но еще и солидные деньги. Он знал много способов трясти экономическую яблоню и подставлять под падающие плоды корзину. Бить бейсбольными колотушками по груше или там по айве и тоже наживаться. Одно время было затишье, когда криминальные группировки стали терять в деньгах, и им это не нравилось. Ведь люди — молодцы. Они бегут в магазин и сметают все подряд, когда слышат слово «кризис». Прибежали, а цены там совсем другие — повыше. Ведь продавцы — они тоже молодцы, потому что они тоже люди. После каждого кризиса они становятся чуть пожирнее.

Недавно Захарову рассказали анекдот. Мужик в магазине видит ценник: «Суслятина B.C.» Он и просит дородную продавщицу взвесить ему килограмм суслятины высшего сорта. А та поднимает «ценник», на поверку оказавшийся бэйджиком, упавшим на витрину, и пришлепывает его на грудь: «Суслятина Вера Степановна — это я».

И Суслятина встала на весы. Но этого в анекдоте не было.

Днем такой расклад еще устраивал Захара, к вечеру он забеспокоился всерьез. Он чувствовал, что против него ведется грязная игра, но не мог понять, куда дует ветер. Дальнейшие серьезные намерения президентского вышибалы, его нешуточные претензии, сильный шаг и прочее вызывало уважение. Он даже понимал «базар за кости» и почти наизусть запомнил монолог заказчика в вольном изложении прокурора-адвоката:

— Исполнителей возьмут в любом случае. Один анонимный звонок — и за ними приедет бригада ОМОНа. Беглецы нам не нужны. В нашем случае беглец — это человек, убегающий от ответственности, от правды, уже не верящий в то, что поступил правильно. А в тюремной робе он в любом случае дозревший. И опять же по одной причине: все его показания на следствии будут биты на упреждение вашими показаниями на независимом телеканале. У вас карта покрупнее — труп генерала Дронова и два исполнителя. Что касается спецслужб, они не могут пойти даже от обратного — воскресить Дронова... Другого варианта у нас просто нет... Мне тоже жалко этих парней. Но кто знает, может быть, уже сегодня мы творим для них, а также для их сверстников достойное будущее.

Конечно, такую речь мог толкнуть только важный человек, расставивший все по своим местам: прокурор взлетает, как последний падальщик, на костях исполнителей, а страж № 1 взмывает вверх, подобно палубному истребителю вертикального взлета, и с его обветренных мослов тоже. А вот про останки Алексея Захарова спросить как-то позабыли, зато бесцеремонно заглянули в его казну: сняли явочную квартиру для вербовки киллеров, купили четыре единицы огнестрельного оружия. Впрочем, стоит ли забивать этим голову? Так устроен мир, и от этого никуда не денешься.

Но больше всего Алексея Захарова беспокоил труп в подвале дома. Пацана грохнули ни за что, рассуждал Алексей. Так работают либо отморозки, либо спецслужбы. Если бы исполнителей контролировали его люди, все обошлось бы коротким разговором. И этот Колесников забыл бы не только имя Хворостенко, но и свое собственное. Хотя это убийство доказало следующее: идеология без личных мотивов работает плохо. Хорошо работают деньги, но за деньги убийство Дронова выливалось в чистый криминал. Кто-то расчищает себе путь — вот и все версии. И вычислить заказчика проще простого.

Прокурор, невзирая на предостережения генерала не переходить на личности, едва ли не в первом разговоре с Захаром выдал ему имя заказчика. Впрочем, и Свердлин не дурак, и прокурор серыми мозгами не обиженный, думал Алексей. По-другому Хворостенко поступить просто не мог. Захар не тот человек, который играет втемную. И при имени генерала Свердлина, которое он с подачи прокурора просклонял вместе с ельцинским охранником, получил положительный результат. Конечно, такого человека не пошантажируешь, но у него есть имя и с ним можно поиграть в любые игры. В том числе привычные и навылет: любое упоминание имени генерала повлечет за собой поголовный отстрел братвы.

Взгляд Алексея упал на газету. Прокурор коротал время за чтивом. Пробежал короткую статью глазами, потом прочитал вслух:

— "...Жил-был художник. Любил детей, собак, не ел мяса. Звали его Адольф Шикльгрубер... Важно понять и объяснить людям, как в общем-то неплохие люди становятся злодеями". Про себя читаешь? — спросил Захар.

Казалось, Хворостенко понял его. Военный прокурор в свое время насмотрелся на трупы военнослужащих — машины, вагоны тел. И «незапланированное» убийство Колесникова как бы влилось в это же русло. Как бы то ни было, но он едва не сорвал планы организации.

«Злодею» показались обидными слова Захара:

— Ты еще не старый, но уже впадаешь в детство. Следующий шаг — маразм. Ты уже кажешься мне слабоголовым. И не только мне. Генерал Службы играет на твоей глупости, и мне от этого откровенно не по себе. Ты на старости лет решил сделать себе политическую карьеру, хотя еще несколько месяцев назад тужился над разоблачением военных злоумышленников. Сейчас ты хочешь кого-нибудь разоблачить?

— Да, — зло ответил Хворостенко. Но для Захара прозвучало «нет».