– Замечательный совет.

– Это совет для чокнутых, – усмехнулся таксист, садясь за руль и заводя мотор.

Хора оказалась занятным городком-музеем с извилистыми улочками и очень качественно отреставрированными старинными зданиями. Единственное, что мне в ней показалось странным, так это то, что на ее улицах почти не было людей – как будто этот город предназначался исключительно для туристов, а туристы все вдруг куда-то запропастились. Из Хоры можно было поразглядывать расположенный на вершине близлежащего холма массивный монастырь Святого Иоанна. Он казался похожим скорее на крепость, чем на место, предназначенное для размышлений о вечном.

Таксист похлопал меня – медленно погружающегося в мистическую ауру этого места – по плечу и на прощание сказал:

– Если захочешь взглянуть и на другие часовни, разыщи Панайотиса. Это я. Вот тебе номер моего телефона.

Затем он закурил очередную сигарету и, сев в автомобиль, уехал.

Чувствуя едва ли не облегчение оттого, что мне уже не нужно уделять внимания никому, кроме самого себя, я потащился со своим чемоданом по улицам мимо побеленных известью домов в поисках какого-нибудь места, в котором я мог бы дать своим измученным телесам отдых. Шагая по похожим на лабиринт улочкам, я проходил мимо весьма симпатичных на вид домов с огромными цветочными горшками, взбирался по крутым каменным лестницам и огибал крутые повороты.

Наконец я натолкнулся на малюсенький одноэтажный отель, в котором юнец с явно неприветливым выражением лица показал мне номер с видом на монастырь.

– Пятьдесят евро в сутки, – сказал он.

– Что-то дороговато, – удивился я. – А у тебя нет номера без красивого вида из окна?

Судя по тому, что этот юнец разговаривал со мной с большой неохотой, он был сыном хозяина этого отеля. Жил он, наверное, большую часть года в Афинах, а вот во время каникул работал здесь, в принадлежащем его отцу отеле.

– Номера без красивого вида из окна уже все заняты. Кроме того, стоимость проживания в них – точно такая же.

Мне вдруг вспомнилось о том, чтопроизошло в районе Блоку в Тиране, и я невольно задался вопросом, а не остановилась ли Эльза и на этот раз в том же отеле, в котором собираюсь остановиться я.

– Да кому, интересно, захочется занимать номер без хорошего вида из окна и платить за него те же самые деньги? – с нагловатым видом спросил я.

Юнец запихнул себе в рот жевательную резинку и начал ее с довольно громким чавканьем жевать. Поразглядывав меня в течение нескольких секунд, он с ехидством ответил:

– Людям, которым не нравится смотреть на монастыри. А ты, наверное, тут кого-то ищешь?

– Да, ищу самого дьявола, – ответил я тем же тоном, которым разговаривал со мной этот юнец.

Этот мой ответ, похоже, ему понравился, а потому он протянул мне ключи от номера и, широко улыбнувшись, ответил:

– Тебе его искать не нужно. Он тебя и сам найдет.

Я спокойно проспал аж до глубокой ночи. Снилось мне что-то тревожное и мрачное, но в памяти у меня сон не запечатлелся. Я просто закрыл глаза, а когда я их снова открыл, было уже темно.

Взглянув на часы, я увидел, что сейчас уже час ночи. В такое позднее время я вряд ли мог рассчитывать на то, что смогу где-нибудь в этом городишке поужинать, а потому я, уже выспавшись, стал раздумывать, чем же мне следует заняться в ближайшие дни. В связи с исчезновением Эльзы и отсутствием каких-либо сведений о возможном местонахождении Кинопса единственное, что я мог теперь делать, – так это транжирить потихонечку свое время и деньги в ожидании того, что дьяволпоявится сам.

Дожидаясь, когда мне снова захочется спать – или когда наступит рассвет, – я снова принялся читать «Введение в психологию Юнга». Я с самого начала читал ее не подряд с первой страницы, а выбирая лишь интересующие меня разделы. Вот и сейчас я стал просматривать выборочно некоторые любопытные факты из биографии Юнга.

Мое внимание привлекло то, что в 1907 году, когда Юнг впервые встретился с Фрейдом после годичной переписки с ним, они проговорили без перерыва аж целых тринадцать часов. Если учесть, что их дружба закончилась в 1913 году, то получалось, что это число – «13» – было в жизни Юнга, можно сказать, знаковым.

Похоже, одно из его достоинств, благодаря которым его приняли в узкий круг психоаналитиков, заключалось в том, что он не был евреем. Учитывая, что почти все остальные психоаналитики евреями как раз таки были, его приняли в этот круг для того, чтобы доказать всему ученому миру, что психоанализ не является каким-то извращением, интересующим только евреев.

Первые трения между Фрейдом и Юнгом начались в 1909 году во время их поездки в Соединенные Штаты, в ходе которой они должны были читать лекции по психоанализу в одном из американских университетов. Чтобы как-то скоротать время в этой долгой поездке, они начали рассказывать друг другу свои сны и затем давать им толкование. Однако Фрейд отказался сообщать мельчайшие подробности своих снов, необходимые Юнгу для того, чтобы объективно проанализировать сны отца психоанализа. Фрейд при этом заявил, что не может рисковать своим авторитетом.