— Кошки! Ну конечно же, кошки. И собаки… Вы слышали, как они лаяли?

— Клянусь Везуцием, это верно! — ахнула Алезия. — Беторикс! Какой ты умный!

— А ты думала? Я ж почти кандидат наук! — пошутил Виталий.

— Опять странно говоришь!

— Ладно, ладно, больше не буду. Тсс… Ага… похоже, собак увели.

— Ну и как же мы теперь отыщем таверну? По кошкам?

— Именно по ним, мои догадливые друзья. Вы знаете, у котов в темноте глаза светятся, как фары!

— Как… что?

— Я хотел сказать, как звезды. Ну, пошли, пошли, что вы встали-то? Вниз, вниз, к морю.

Они действительно нашли таверну благодаря кошкам! По воплям, по запаху, по бегающим светлячкам кошачьих глаз.

Ввиду позднего времени все двери и ставни уже были закрыты, но Тевтонский Лев не терял надежды.

— Может быть, стоит просто постучать? — тихонько промолвила девушка.

— Нет. — Гладиатор отрицательно качнул головой. — Зачем привлекать внимание хозяина или слуг? Нам нужен сам Валерий.

— И как мы к нему попадем?

— Переберемся через ограду во двор.

— А собака? Слышишь, лает?

— И вправду придется стучать. — Виталий согласно махнул рукой. — Только вы лучше отойдите в сторонку — уж больно подозрительно выглядите.

— Я подозрительно выгляжу? — немного обиделась Алезия.

— Красивая женщина ночью, одна, всегда внушает подозрение. Тем более блондинка! Привратник и слуги тебя точно запомнят.

— Но у тебя тоже светлые волосы!

— Я мужчина, к тому же слегка небрит и несколько, если так можно выразиться, потрепан. То, что нужно.

— Кому нужно-то?

— Все, друзья мои! Закрываем дискуссионный клуб. Надеюсь, Валерий еще не забыл своего дружка актера… Ждите вон там, за деревьями. Да не вздумайте шуметь!

— Ага! Сейчас будем хором гимны распевать.

Ну, Алезия, ну, язва! Снова уела. Вот, блин, нашел себе подругу…

— Ладно, сидите… Постой. Милая, дай-ка сюда плащ.

— Но он женский!

— Какая разница? Мне только голову слегка прикрыть.

— Держи, милый, пользуйся. Может, мне и тунику снять?

— Пока, я думаю, обойдемся.

Кариоликс хмыкнул и рассмеялся.

— Знаешь, Алезия… Я как-то раньше думал, что ты простая наложница.

— Ну идите вы уже!

Дождавшись, когда двое других спрячутся, Виталий накинул на голову край плаща и решительно забарабанил в дверь, припоминая все того же Вергилия, коего когда-то читал на капустниках. Причем не только на русском, но и в оригинале — выпендривался, стремясь произвести впечатление на одну молодую и привлекательную особу, которая потом чуть было не стала его женой, но далее…

— Какой там пес среди ночи куролесит? — минут через двадцать упорного стука нелюбезно осведомились из-за двери.

— Не пес, а славный актер и поэт! Отворяй, кабатчик!

— Сам ты кабатчик… Поэт, говоришь? А может, разбойник, вор ночной, откуда я знаю?

— Так слушай, я тебе стихи почитаю!

Как учил Эней, дай ему боги здоровья, Беторикс принял театральную позу — а вдруг привратник подсматривает в щель и отличается острым зрением? Луна-то сверкает, зараза, как случайная пятерка по физкультуре в потрепанном дневнике двоечника.

— Итак… — Виталий откашлялся. — С греческой митрой во лбу Сириска-трактирщица, выпив, перед таверной своей дымной пускается в пляс… [4]

Дочитав до конца, Тевтонский Лев приосанился и хвастливо спросил:

— Ну как?

— Плохо! — За дверью выступление не оценили. — Подвываешь много, и произношение у тебя какое-то смешное.

— Так я же грек! Эней меня зовут. Что бы ты понимал, деревенщина, на лучших сценах Афин именно так и декламируют.

— Оно и видно, что грек. Ладно, с профессией твоей мне все ясно, а вот деньги-то у тебя есть?

— Конечно!

— Ну-ка, позвени, а я послушаю!

Тевтонский Лев послушно отцепил от пояса мешочек с оставшимися монетами — хорошо, тот не потерялся в бешеной скачке, крепко-накрепко был привязан узлом под названием двойной булинь. Отвязал. Позвенел.

— Ну ладно, входи.

Дверь со скрипом открылась. Привратник оказался вовсе не сгорбленным старым рабом, а крепким мужиком лет сорока с завитой по римской моде бородкой и хитроватым взглядом. В левой руке он держал медную лампу, в правой — увесистую дубинку: на всякий случай, на дворе-то ночь.