Люся же нервничала: не потому, что растрогалась страданиями отъезжающего, а потому, что ее настораживало выражение Димкиной физиономии. Точно такое — наивно хитрецкое — было у него лицо, когда Димка играл в студенческом театре гоголевского Городничего.

Сыну, кстати, судьба отвалила те таланты, о которых Люся мечтала в юности. Димка был отличным актером. Его Городничий в «Ревизоре» вопреки желаниям классика переиграл всех остальных персонажей — от спектакля у нас осталось впечатление, что Димкин герой ловко прикидывается и по каким-то только ему известным соображениям дурачит окружающих.

Люся проверила на кухне неподанные блюда на предмет пластиковых мушек и червяков, которые «мальчики» могли подбросить в еду. Когда гости отправились знакомиться с Жениной коллекцией бабочек, она осмотрела стулья. Накануне бабушке Оле подложили в кресло пищалку, которая издавала вульгарные звуки исхода кишечных газов. Бедная женщина едва не померла со стыда. А не померев, стала вдруг бормотать:

— Почему же запаха нет?

Люсины поиски ни к чему не привели. Но что-то назревало, явно назревало. Во время монолога слегка захмелевшего Михаила Борисовича, который объяснялся Люсе в любви и жаловался на горькую долю, бросавшую его на чужбину, лицо Димки совершенно умаслилось — хоть мед с него собирай, а Женя морщился и кашлял, что с ним всегда происходило, когда требовалось подавить смех.

Люся ерзала и плохо слушала своего-чужого мужа. Во время паузы — Михаил Борисович полез в карман за платком, чтобы утереть слезу, — она не очень деликатно вышла из комнаты и вызвала сыновей.

— Что вы задумали? — спросила Люся их строго.

— Мы? Задумали? — Изумление на Димкином лице могло обмануть кого угодно, но не мать.

— Клянусь, ничего, — прокашлялся Женя.

— Я же по вашим рожицам вижу. Что ты ухмыляешься, Димка?

— Трогательно. Папочка едет к своим деткам. Может, какой папочка и нас приголубит?

— Или все папочки вместе, — вставил Женя.

— Если вы подсыпали им слабительное, я вас самих три раза в день буду поить касторкой.

— Фи, мама, — скривился Дима, — подобный юмор — пройденный этап, болезни детства.

— А теперь какой у вас этап? Мальчики обиженно надули губы:

— Не надо думать о нас плохо. Мы Михаила Борисовича уважаем, ценим. Восхищаемся, можно сказать.

— Он нам все постельное белье оставил, — всхлипнул Женя.

— Я вас предупредила! — Люся погрозила пальцем. — Пеняйте потом на себя.

Мальчики переглянулись и весьма натурально изобразили оскорбленную невинность.

Они вернулись в комнату, где тема родительского долга получила новое развитие в речах замминистра.

— Часто, очень часто, — говорил он, — приходится сталкиваться не только с тем, что отцы плохо выполняют свой отцовский долг, но и вовсе не признают своих детей. Конечно, всякое может произойти в жизни. И дети рождаются нежеланными. Но! Если уж случилось — будь добр, раздели ношу, помоги воспитывать члена общества. А так мы, милостивые государи, подрываем всяческие основы бытия: родители бросают во младенчестве детей, а те их в старости. Рушится связь поколений, все, к черту рушится, что с Россией сделали…

Жена сообразила, что его уводит не в ту сторону, ткнула локтем в бок и вернула разговор на прежнюю колею:

— Мы недавно создали специальную генетическую лабораторию, которая как раз занимается установлением отцовства. По клеткам крови и ДНК. Совершенно новый и абсолютно объективный метод. Ошибки практически исключены.

— Что вы говорите? — восхитился Женя. — А в чем суть методики?

— Почему ты заинтересовался? — насторожилась Люся.

— С научной, исключительно научной точки зрения, мама. У Строевых вечный незапланированный приплод. Должны же и кобели нести ответственность.

— Участки ДНК уникальны, — рассеянно пробормотала ученая дама, — могут совпадать только у родственников. А кто эти Строевы?

— Наши родные, — ответил Дима, — по материнской линии.

Люся метала на них грозные взгляды.

— Попробуйте щучки фаршированной, — сказала она таким тоном, словно отправляла детей в угол, — остывает!

В дверь позвонили.

— Я открою, — поднялся Женя.

— Нет, я открою сама, — возразила Люся тем же строгим голосом.

Братья вполне могли, как уже бывало, развесить по городу объявления, и сейчас повалит народ делать попугаям прививки или понесут по десять рублей для участия в народной лотерее.

На пороге стояли два симпатичных паренька, двойняшки.

— Здравствуйте, здесь живет Михаил Борисович? — спросили они хором и с прибалтийским акцентом.

— Здесь. А вы кто?

— Мы по личному делу. Нам нужно поговорить с ним.

— О чем поговорить? — не отступала Люся. Подростки мялись, переглядывались.

— Мы хотели бы ему лично сказать.

— Нет, сначала скажите мне. Михаил Борисович занят.

— Может быть, мы в другой раз придем? — спросил один из близнецов.