– Вот он возьмет. – Корж небрежно кивнул на охранника. – А нам пора… – Он схватил Маргариту за руку и потянул за собой в сторону бетонной дорожки.

Охранник некоторое время смотрел им вслед, потом повернулся к продавцу, взял яблоко, взвесил его на ладони, брезгливо бросил на землю и вдруг, не замахиваясь, откуда-то снизу всадил тяжелый, как штанга, удар Антиоху под дых. Тот, охнув, сломался пополам и, покачнувшись, ткнулся лицом в прилавок, бородой сметая с него орешки. Охранник немного помедлил, наслаждаясь своей работой, потом сорвал с продавца бандану и, схватив за волосы, заставил выпрямиться. Второй удар, не менее страшный по силе, пришелся в лицо. Бородач вскрикнул и, нелепо взмахнув руками, рухнул навзничь.

Маргарита увидела, что происходит, только когда, увлекаемая Коржом, уже поворачивала за крайнюю палатку торгового ряда.

– Антиох! – взвизгнула она, рывком освобождаясь от цепкой руки своего спутника. – Ой, мамочка!.. Люди!

– Стой! – Корж едва удержал ее. – Ты чего орешь?

– Саша! – взмолилась Маргарита. – Антиоха избивают! Вступись за него! Ты же милиционер!

– Сейчас я не милиционер, – прохрипел тот, пытаясь ухватить ее за локти. – Сейчас я инструмент судьбы! Помнишь, я говорил тебе в машине?.. И тот охранник, и эти торгаши в тюбетейках – мы все вершители справедливости!

– Какой еще справедливости?! – Маргарита тяжело дышала и едва сдерживала слезы. – Прошу тебя! Заступись за него! Он никому не сделал зла, он просто несчастный, но при этом очень добрый человек!

– Он лузер, Марго! – прокричал ей в самое лицо Корж. – Сорняк! А сорняки надо пропалывать! Так назначено судьбой для нас с тобой! Одним – расти сорной травой, другим – вырывать ее в поте лица.

Охранник по ту сторону дорожки с размаху обрушил на лежащего Антиоха деревянный ящик, который служил ему прилавком, и еще дважды ударил ногой в голову и в живот.

– Пожалей его! – кричала Маргарита, барабаня Коржа по груди кулаками. – Хватит все валить на судьбу, вершитель справедливости! Докажи, что ты великодушный и сильный, каким я тебя всегда знала!

Тот схватил ее за плечи и с силой встряхнул.

– Послушай меня, Марго! Пойми, наконец, то, что понимает любой взрослый человек! Перестань быть наивной и глупой! На этом рынке, как и во всей нашей жизни, – свои законы. И их никому не позволительно нарушать! Либо ты играешь по правилам, либо становишься аутсайдером, белой вороной – сорняком! Если я сейчас вступлюсь за этого юродивого, то нарушу чужие правила игры. И тогда завтра никто не будет играть по моим! У каждого в этой жизни – своя роль. Какой путь выберешь, по такому и пойдешь до конца!

Маргарита, казалось, не слышала его. Она вырывалась, кричала и, наконец, обессилев, опустила руки и разрыдалась, ткнувшись лицом в Сашкин джемпер.

– Жизнь – жестокая штука. – Корж вздохнул и погладил ее по волосам. – Она мстит тому, кто на нее не похож. – Он огляделся по сторонам. – Пойдем отсюда, Ритка, а то мы стали центром внимания. Ишь, жала выставили!

Продавцы за прилавками таращились на них с любопытством и с некоторым испугом. Чумазые дети хихикали. Маргарита чувствовала себя раздавленной, побитой и глубоко несчастной, словно это ее, а не Антиоха сейчас пинали ногами и валяли в грязи.

– Пусти меня. – Она отстранилась от Коржа и, пошатываясь, медленно направилась туда, где продолжал бесчинствовать охранник.

– Куда?! – Сашка снова ухватил ее за руку. – Нам в другую сторону.

– Я – медик, – пробормотала она. – И должна оказать первую помощь…

Корж выхватил из кармана телефон.

– Не беспокойся, я вызываю «Скорую». Вот, смотри… – Он защелкал клавишами. – Моргнуть не успеешь – наш коммерсант ореховый окажется опять на казенных харчах. Лафа!.. Алло!.. «Скорая»?.. Центральный рынок! Срочно! Человек чинил крышу, поскользнулся и упал с пятиметровой высоты!.. Срочно, я сказал!..

– Мне пора домой, – устало произнесла Маргарита.

– Я отвезу, – кивнул он.

– Не нужно. Доберусь сама…

В августе в Сыром Яру вечереет стремительно. Маргарита едва успела дойти до остановки «Сыроярский рынок» и втиснуться в переполненный автобус, как на городок обрушились грязно-синие сумерки.

Она с грустью смотрела в окно на проплывающие дома с остроугольными крышами, шевелящими на ветру тараканьими усами телевизионных антенн, на крохотные дворики с разноцветными скамейками, облепленными обрывками газет, с детскими горизонтальными качелями, на которые, чтобы перевесить ребенка, нужно усадить мамонта, и мусорными контейнерами, похожими на груженые океанские танкеры. Она рассеянно провожала взглядом обгоняющие автобус машины, сияющие звездами габаритных огней, хлопала влажными ресницами и изо всех сил крепилась, чтобы снова не расплакаться. Она силилась понять, почему ей так скверно, так тоскливо и так одиноко. Ведь в отличие от того же Антиоха, который в этой жизни один как перст, у нее есть чудесный и самый лучший на свете Антошка, есть мать, которая при всем своем тяжелом и мрачном характере все равно ей опора, поддержка и родная душа, есть Максим, который когда-нибудь непременно поймет, что не прав, и вернется туда, где его ждут и по-прежнему любят. А между тем на сердце такая тоска, такая ноющая боль, будто ей, как и Антиоху, нет места среди людей, будто нет у нее надежды на чье-то понимание, великодушие, сочувствие и тем паче любовь. Не может быть, чтобы Сашка оказался прав, и судьба давно распределила роли между людьми. Если Антиох – «лузер», «сорняк», значит, и она такая же. Значит, и ей на роду написано быть битой, презираемой всеми и одинокой. Они с Антиохом очень похожи, только мудрый бородач не тяготится своей планидой, а она близка к унынию и даже отчаянию.

Он сказал, что человек должен быть готов к тому, что в ответ на мольбы услышит молчание. Почему небо молчит, если в мире царит несправедливость, если льется кровь и не затихает боль? Почему одиночество и скорбь не получают награды или хотя бы утешения, а злость и жестокость находят удачу? В конце концов, разве такие очевидные и безответные вопросы – это «справедливость грибочка»?

По проселочной дороге, ведущей к «чертовой избушке», гулял ветер. Он гонял по земле сырую пыль, гладил траву и глухо стонал, запутавшись в соснах. Солнце окончательно утонуло в лесном море, оставив на небе бледные мерцающие разводы, похожие на угасающие вспышки осциллографа.