Отряд встал на площади у Обводного канала, а Щавель с Литвином и Карпом промчали три квартала до угла Цнинской и Тверецкой набережных, представляться директору водяной коммуникации.

Дом водяного директора, роскошные каменные хоромы высотой четыре этажа, занимали весь квартал, небольшой, но крепко вцепившийся в землю корнями наследственного правления. Само присутственное место, Путевой дворец с фасадом коричневого гранита, где размещались дом собраний, архив и канцелярия, смотрело на Тверецкий канал, словно принимая стянутые с Низовой Руси кладные барки. Сбоку, лицом на Цну, к дому собраний примыкал детинец, пониже, но поосновательней. Во дворе, обнесённом кирпичной стеной, расположились клети, хлева и прочие хозяйственные постройки. Командир, работорговец и сотник вошли во дворец через главный вход и уселись ждать в приёмной, потчуемые заботливой секретаршей чаем с пряниками.

Водяной директор вышел из кабинета слишком свежий для конца рабочего дня, должно быть, проник из опочивальни подземным ходом. Был он обряжен в короткий тёмно-синий кафтан и порты тонкой шерсти иноземной выделки, под кафтаном поддета белая рубаха с удавкой в горошек. Директор мигом узнал Карпа и Литвина, многажды бывавших проездом, раскланялся со Щавелем. Дорогие гости проследовали в апартаменты. Просторный кабинет водяного директора был украшен величественными пейзажами речных берегов и плотин. Дабы подчеркнуть, что хозяин не чужд культурных традиций родного края, промеж окон висела картина с оборотнем «Преображение братца Иванушки у копытного следа», не иначе как из краснописной мастерской покойного Аскариди.

— Как дела в городе, почтенный? — осведомился Щавель. — В порядке ли твои шлюзы, не заилились ли каналы?

— В порядке, в порядке, — торопливо заверил директор, он ждал делегацию и явно трепетал, как недужный с грязной раной при виде целительной головни. Равно как больной, он тщился уклониться от лечения, понимая его пользу, но не принимая кратких страданий. — Поддерживаем систему коммуникаций на должном уровне. Своевременно укрепляем створы. Гатим плёсы Тверцы ударно!

— Нет ли проблем с транспортными средствами? — знатный работорговец Карп вырос на Волге, разбирался в вопросе лучше, знал больше, мог копнуть глубже.

— Никаких проблем! — Директор забегал глазками, сцепил пакши и закрутил большими пальцами. — Все поступающие барки своевременно проходят переоснастку со взводного судоходства на сплавное…

— Князь ждёт караван, — уронил Щавель, будто камень в глубокий колодец: гулко булькнуло, плеснуло, и наступила глухая тишина. — Заморские купцы в непонятках. Почему не отправляешь суда?

Водяной директор замер, как мышонок под веником. В кабинете аж звуки с улицы перестали доноситься.

— Поссорился с Водяным царём?

— Нет, нет, — скороговоркой отозвался директор, он совершенно не держал взгляд.

— В чём помеха? — испросил Щавель, выждав. — Кто не пускает?

— Едропумед… — выплюнул директор, будто стыдливо сквернословил.

— Это что?

— Ростовщик.

— Есть такой богатей, — пояснил Карп. — Едропумед Одноросович Недрищев. Деньги даёт в долг под проценты кому ни попадя, однако ухитряется исправно взимать долги, потому не прогорел. Хитрый как лиса. Весь город своей паутиной оплёл.

— С караваном это как связано? — задал Щавель вопрос директору.

— Брали в рост. Купцы. Много лет, — директор заёрзал, ещё быстрее закрутил пальцами. — Многие, многие брали, проценты наросли. В этом году Едропумед Одноросович сказал, что ждать не будет. Пока там прибыль с Новгорода вернётся… Больше не может ждать. Ему сейчас средства понадобились… Его приставы аж с бедняков собирают. Вот он товары и арестовал.

— Товары арестовал? — протянул Карп в некотором обалдении.

— Ты здесь директор, — отчеканил Щавель. — Договориться с ростовщиком мог. Нельзя торговлю в Великом Новгороде подрывать, а ты подрываешь.

— Едропумед Одноросович кредиты на строительство даёт, — на городского главу было жалко смотреть. — С его денег поддерживаем в порядке основные коммуникации.

— А сборы как же? — удивился Щавель. — Вам для этого дозволено взимать в городскую казну подати с купцов.

— Сборы идут на покрытие задолженности по предыдущим кредитам.

— А вы берёте всё новые?

Директор обречённо кивнул.

— И проценты по ним растут, — заключил Щавель.

Директор затряс головой.

— А когда совокупная величина приблизится к оценочной стоимости коммуникаций, ростовщик их себе в личную собственность заберёт? — ядовито осведомился Карп.

— Сколько лично ты ему должен? — ледяным тоном осведомился Щавель. — Меня не интересует, сколько ему должен город, меня интересует, сколько ты брал для себя.

От услышанного гости переглянулись. Литвин с удивлённой улыбочкой, Карп злорадно, а Щавель испытующе, словно дистанцию мерил.

На постой расположились в бараках льняного завода практически за городом. Витязи не должны были смущать обывателей, да и не находилось возле центра свободного места для каравана. Вышний Волочёк был запружен понаехавшими купцами, гребцами, водоливами, коноводами, бурлаками и сволочами, не считая самих горожан, коих здесь проживало немало. Город пучило. Он зрел, как нарыв. Человеческий гной копился в нём, не находя выхода. Резался по кабакам ножами, в кости и карты; ещё немного, и неминуемо должен был прорваться пожарами, грабежами и пьяным разгулом озверелой от скуки толпы.