— А не зевай, — бросила та злорадно, разглядывая фигурку. Едва намеченная скупыми точными резами, она казалось, светилась изнутри. Поделка изображала ссутуленного перекошенного человечка. Вместо лица у него пустой овал, но узнать было легко — по одежде, позе и посоху в руках.

— Ничего себе так, — заметила небрежно девочка, перебрасывая поделушку Троллику. — На растопку сгодится…

Автор раскритикованного шедевра принял вид оскорблённого достоинства и снова достал нож. Приложился пару раз.

— А вот так? — Кнопка удивлённо разглядывала фигурку. Посох превратился в копьецо с наконечником-листом, и человечек теперь не просто на него опирался, а готовился отбивать атаки и разить сам. От сучка на боку тянулись тёмные слои дерева, и фигурка, казалось, истекала кровью, но упрямо выпрямлялась, превозмогая боль.

Мона, бросив зализывать царапину, подошла и присмотрелась.

— Ух ты, словно по-настоящему…

Поёжилась от вдруг налетевшего холодного ветерка. Подняла голову, нарочито усмехаясь, но насмешливые слова застыли на губах, Троллика не было.

Эрика, Мона и Гном удивлённо переглянулись.

И слёзы были.

По кубкам разлили крепкое горькое вино цвета крови. Тишина опустилась на луг, войи, ремесленники, крестьяне, все воздали молчанием погибшим в боях первого дня Летней Войны. Тихо плакали женщины. Даже бессмысленные младенцы умолкли, чуя, что происходит что-то важное.

Миры и времена соприкоснулись. Алек опустил свой кубок, оглянулся вокруг, чувствуя рядом друзей. Дерек, Колин, Дамир… Олэн, Тахо, учитель Клайден, старик Хархан… даже Рыжка… И многие, многие другие, которых он не знал.

И — иные, те, что стояли по другую сторону черты. Патэ Киош. Тот мечник. И этот, с кистенём. И другой, обожжённый. Они приходили сами, Алеку не приходилось прилагать ни малейших усилий, чтобы вспомнить их. Противника тоже полагается помянуть, и горе тому войю, для которого лица врагов сливаются в одного Врага.

Эти чужие лица, голоса, имена. Вызванные на землю воспоминаниями живых мёртвые стоят рядом, шепчут… В смерти все различия стираются, и призраки смертельных врагов стоят рядом.

— Из-за чего тогда люди враждуют? Зачем воюют, если всё оканчивается этим молчанием из-за смертной черты? — спросил Алек в пространство.

Ни живые, ни мёртвые ответа не знали.

И вино было выпито, и слёзы были пролиты. Мёртвые ушли, и тишина рассеялась. Вначале воличи говорили негромко, сдавленными голосами, придвигали блюда. Потом заговорили в голос, пустились в воспоминания, где-то уже толковали о лете, погоде, видах на урожай, о других делах…

— Почему все обращаются с этим вопросом именно ко мне? — устало огрызнулся Алек уже в который раз.

— А к кому же? — фыркнула Криста. — К нему, что ли? — невежливо ткнула пальцем в Дэвани. Тот изобразил на лице тупую мину, показывая, что обращаться к нему с любыми вопросами совершенно бесполезно.

Парни, осушив несколько кубков, утянули со стола кабанчика и пару кувшинов и сбежали на край Поляны. Постепенно к ним подтянулись друзья, собрались все войи круга Алии.

Которые сейчас бессовестно хихикали, слушая, как Алек вяло переругивается с девушкой.

— Ну, к Майнусу обратись… — предложил молодой вой. — Или к Верее.

— Ты же знаешь, старшие не будут вмешиваться. Им то ли всё равно, то ли как раз наоборот, очень интересно, что получится именно у нас.

— К нашей нияз…

Которая сидела здесь же и на предложение ответила таким пылающим взглядом, что вино в кубке Алека едва не вскипело.

— Да найдите себе какого-нибудь войя постарше и его доставайте!.. — взмолился он, неосторожно опрокинул в себя кубок и зашипел.

— Не будет тебе пощады, — заявила Криста. — Все войи старших кругов, даже если и следовали обычаю ходжа, никогда не покидали земель воличей. За их пределами бывал лишь ты!