Шрифт:
— Одно дело — бревно закинуть на стену. А эта… — рыжий кивнул на черёмуху.
— Полегче брёвен вроде…
— Угу. А ветки мотались, а земля сыпалась, да ещё и тащить надо было на целое поприще!
— Ну молодца, молодца, — снисходительным тоном говорила Кнопка.
Алек спрятал улыбку, вспомнив, как он сам примерно таким же образом выпендривался перед Линой.
Тут же появились яркие ленточки ткани, даже некоторые взрослые принялись повязывать ветви. Гарий стоял в сторонке, стараясь не очень завидовать приятелю. Почувствовав чей-то взгляд, повернулся.
Мона смотрела ему в глаза. Гарий подошёл, девочка выпутала ленту из волос.
— О чём загадываешь? — поинтересовался он небрежно.
— Чтобы ты нашёл своих, — просто сказала Мона. — И чтобы вспоминал нас хотя бы иногда.
Гарий сглотнул. Зашарил рукой у пояса, решая, то ли повязать просто гашник, то ли отхватить ножом клок от подола рубахи.
— Я вовсе не собираюсь уезжать…
— …Прямо сейчас, — докончил за него Александр, вдруг появившись рядом. Его ладонь легла на плечо ученику. — Так что у вас ещё будет время…
Учитель посмотрел на дерево.
— У нас повязанное лентами дерево считалось колдовским. Мол, злые Еретики насылают проклятья и болезни на честных людей.
Дети посмеялись вместе с ним, и учитель ушёл, потянув Гария за собой.
До самого вечера у Гария не было возможности поговорить с Моной. Учитель утащил его к травному дому, где под наскоро сбитыми навесами собирали фургоны. Представительный мастер гонял сыновей и подмастерий и озадачивал всех попадающихся под руку поручениями типа подай-принеси-найди-скажи. Визжали пилы, сыпля жёлтые опилки, стучали топоры. Вкусно пахло деревом.
Позже запахло менее приятно, пропиткой для дерева и плотной парусины, предназначенной на обтяжку фургонов. Основная работа кончилась, и Гарий подумывал, не удрать ли ему. Решил, что не стоит — мало ли какие ещё работы нужно сделать.
Собирая щепки и опилы, вспомнил своё обещание. Подобрал подходящую деревяшку и принялся резать, устроившись в наветренной стороне от вонючего действа. Рядом дядька Шон и сыновья собирали запасные колёса, Бэзил тоже расположился со своими ремнями и дратвой.
Несколькими уверенными резами наметив форму будущей игрушки, Гарий заработал ножом и скоро позабыл обо всём.
— Ловко выходит, — одобрил дядька Шон, заглядывая ему через плечо. Гарий невольно вздрогнул. — Не думал мастером деревянных дел стать?
— Нет, — мальчишка покачал головой и хотел объяснить, что вообще-то собирается уехать на этих самых фургонах, скелеты которых стоят под навесами. Что за нужда учиться какой-нибудь работе, если не знаешь, пригодится ли она там, куда едешь? Вот если поиски окончатся благополучно, и мать согласится отправиться назад, в земли страшных Еретиков, тогда можно задумываться о ремесле… Пока Гарию было интересно всё, и он учился всему понемногу, благо среди друзей-приятелей было немало знатоков разных дел, которые лишь из-за недостатка возраста и опыта не были пока подмастерьями. А Кнопка так и вовсе ухитрилась…
С Кнопки мысли перескочили на её подругу, и тут-то Гарий вспомнил, что никуда не едет. А ведь в самом деле, теперь придётся выбирать себе ремесло, учиться, и не как-нибудь, а старательно и вдумчиво.
— Нет, не задумывался, — и он по-новому посмотрел на фургоны.
— Так вот, подумай, — посоветовал дядька Шон. — Чутьё к дереву у тебя есть…
Гарий благодарно кивнул и обещал подумать. Дядька начал было расписывать, какое у дереводела необходимое ремесло, вдруг крякнул и заткнулся. От него потянуло досадой и презрением, почти брезгливостью. Мясистые губы зашевелились, сплёвывая беззвучные ругательства.
Троллик удивлённо вскинул глаза.
Из травного дома медленно выковылял давешний берич. Он немного поправился, но выглядел всё ещё болезненно. Высокий, когда-то, должно быть, тяжёлый и мощный, но сейчас свободная одежда болталась на нём как на тренировочном болване. Лицо худое, вытянутое, заросшее жёстким чёрным волосом.
Берич опирался на корявую палку и жмурился от солнца. И, наверное, от чужих недобрых взглядов, устремлённых на него со всех сторон.
Кое-то, впрочем, смотрел удивлённо.
— Это ещё кто? — пробормотали за спиной. То ли не узнали, то ли не слышали это историю.
Дядька Шон повернулся к младшему сыну и что-то негромко сказал. Тот удивлённо уставился, вздрогнул от резкого окрика и метнулся прочь.
Вернулся очень быстро, сжимая в руках трость. Палка была сделала с любовью и тщанием — искусная резьба, оплётка из подрезанных и оставленных на дереве полосок коры, прозрачный лак, набалдашник и пятка из меди.
— Папа, — жалобно начал парень. Шон зыркнул, и сын неохотно сделал шаг к травному дому.