Многое из того, в чем признается бизнесмен, действительно находит подтверждение. Он утверждает, в частности, что за победу «Импэкс-металла» на инвестиционном конкурсе зампреду Российского фонда федерального имущества Александру Яковлеву за 600 тысяч долларов был куплен коттедж в элитном подмосковном поселке Суханове. Мои источники в РФФИ подтвердили, что Александр Яковлев был вынужден оставить свой пост после того, как начальство узнало о некой «квартирной истории». О даче, купленной г-ном Кущевым для жены Александра Яковлева (правда, называлась другая сумма — 150 тысяч долларов), сообщил в одном из интервью и Валерий Монастырецкий, в начале лета 1998 года освобожденный из «Лефортова» под подписку о невыезде.

Как бы там ни было, на положении главы ФАПСИ Александра Старовойтова многочисленные, из месяца в месяц публикуемые свидетельства о злоупотреблениях в его агентстве никак не сказались. И если бы в президентскую администрацию не пришел обиженный им когда-то г-н Бордюжа, Старовойтов и по сей день мог бы возглавлять это секретное, но очень предприимчивое ведомство.

Итак, мы видим, что борьба с аферистами и коррупционерами — не та проблема, которой озабочены наши правоохранительные органы. Тем более что многие из них сами активно сотрудничают с новыми комбинаторами. Вспомним хотя бы нежную дружбу алмазного афериста Козленка с руководителями столичного ГУВД, или активную работу отставного контрразведчика Уголькова на грозу российских банков Лернера, или «красную крышу», которую подмосковные милиционеры и прокурорские работники обеспечивали хозяйке «Властилины» Соловьевой, «кинувшей» вкладчиков на триллион с лишним рублей.

Правоохранители знают: из общего вала преступлений дела, связанные с наиболее серьезными аферами, скорее всего будут отсечены еще на той стадии, когда решается вопрос — возбуждать дело или не возбуждать. Милиционерам надо отчитываться за раскрываемость — им не нужны «висяки». Им не нужны возвраты из судов на доследование. Крупные махинаторы, на которых работает армия искушеннейших адвокатов, имеющие все связи и средства, чтобы «решить вопросы» — в прокуратуре ли, в суде ли, — обладают огромными шансами уйти от ответственности. Несмотря на все старания самых опытных сыскарей и следаков.

Это доказали: амнистированный по «алмазному делу» Евгений Бычков, избежавшие (убежавшие от) уголовной ответственности Сергей Станкевич и Анатолий Собчак, выпущенный под залог и в итоге амнистированный Григорий Лернер, амнистированные Андрей Догаев и Петр Карпов, всегда привлекаемый всего лишь в качестве свидетеля Андрей Вавилов, бесконечно читающий на домашнем диване тома собственного уголовного дела Алексей Ильюшенко, выпущенный под залог и в итоге амнистированный Юрий Шатыренко.

Сыщик, который вел дело последнего, рассказывал мне, как на одном из допросов Шатыренко иронически заметил: «Вот мы тут с вами сидим, теряем время, гоняем чаи. А в эту самую минуту мои фирмы наварили мне еще миллион баксов». И это говорил подследственный, который до ареста официально имел только одну работу, только одну должность — председателя Федерального фонда социального страхования. Государственный пост, никакого отношения к личному бизнесу, казалось бы, не имеющий.

Борцы с преступностью все это видят — и встают перед выбором: или раскручивать заранее обреченное дело, получая при этом зарплату в 2 тысячи рублей — или самим подключиться к бизнес-проектам своих классовых оппонентов. И некоторые, увы, подключаются. Как коллега упомянутого сыщика из столичного ГУВД, имеющий полковничьи звезды, но перешедший на куда более высокооплачиваемую работу в «Русское золото» небезызвестного г-на Таранцева. На новом месте полковник проработал недолго: буквально через несколько недель его сразила пуля неизвестного киллера — как раз в те дни, когда в столицу с триумфом вернулся Михась, одержавший убедительную победу в женевском суде присяжных.

Очередную победу. Число побед российских мафиози, аферистов и коррупционеров превышает число поражений примерно в той же пропорции, в какой сумма сворованного из государственной казны и из карманов наших сограждан больше суммы найденного, арестованного и возвращенного. Нам предлагают получить три копейки на рубль бесследно исчезнувшего вклада. Нам предлагают удовлетвориться условным сроком для младшего помощника второго заместителя второстепенного министра городского уровня — одного рядового из целой армии российских коррупционеров.

Когда в этих правилах обнаруживаются исключения — мы скорее теряемся, чем радуемся. Если деньги аферистов все-таки возвращаются — никто не знает, что с этим «нечаянным» богатством делать. Как, например, реализовать сокровища на 2,5 миллиона долларов, которые неожиданно вернул израильский партнер армейского полковника-финансиста Студенникова. Если дело против иного бывшего чиновника все-таки возбуждается — все тут же бросаются искать в этом политический заказ. И находят, как поляки, впервые в новейшей истории давшие политическое убежище россиянину — уличенному в лихоимстве Сергею Станкевичу.

В деле борьбы с экономической преступностью самую главную роль в последнее время играет не прокуратура и не МВД — а экономический кризис. Он сделал госказну настолько тощей, что украсть из нее, конечно, можно, но гораздо сложнее и намного меньше, чем год или два назад. Он так облегчил наши кошельки, что у новых пирамидчиков практически нет никаких шансов завлечь нас в свои сети. Он так возвысил иностранную валюту, что для достижения былых размахов вывоза из страны зеленых купюр требуется воровать в четыре раза интенсивнее — а на это способны далеко не все. Многие выбывают из игры и садятся на скамейку запасных. Или на нары — потому что уже не имеют возможности обеспечить «зеленую смазку» нужных шестеренок в необходимых пропорциях.