Шрифт:
Невада, Алеуты — там все было совсем по-другому.
Никто не питал особо теплых чувств к Неваде [116] , хотя там, на Меркурии, и впрямь случались смешные штуки, как, например, когда ливерморская машинка пшикнула впустую, и фотографы из Лос-Аламоса [116] , смеясь как сумасшедшие, принялись щелкать ливерморскую башню — она, понимаешь, все стояла, это штуковина на две мегатонны, в чем и заключался юмор ситуации. На Алеутах была просто собачья служба — вселенская задница! — они прописывали миру клизму, а вставляли в Амчитке. Тамошние взрывы сделали свое дело, потому что тогда для диагностики стали использовать компьютеры вместо моделирующих систем, но по алеутским делам не затоскуешь, там даже веселого ничего не происходило; было полно конгрессменов, поверишь ли — с женами и дочерьми; большое событие для гражданских, но ничего интересного, пшик, ноль.
116
Полигоны ядерного оружия.
116
Полигоны ядерного оружия.
Говорил он ей.
Говорил Джек Ловетт Инез Виктор (урожденной Инез Кристиан) весной 1975 года.
«Но те события в Тихом океане», — говорил Джек Ловетт.
Те взрывы где-то в 1952-м, 1953-м.
Боже, это было чудесно.
Ты была еще маленькой девочкой из средней школы, когда я туда ездил, ты втыкала в волосы цветы и отправлялась в Шофилд — маленькая сумасшедшая девчушка с островной лихорадкой, — меня следовало бы посадить в тюрьму. Я удивляюсь, что твой дядя Дуайт не явился туда с ордером на арест. Я удивляюсь, что вся чертова компания «Кристиан» не собралась для линчевания.
Вода под мостом.
Дело прошлое.
С тех пор ты немного поездила по миру.
Ты была в порядке.
Ты заполнила танцевальную карточку, ты посмотрела представление.
Интересные времена.
Я говорил тебе в Джакарте в 1969-м, что у нас с тобой нюх на интересные времена.
Бог мой, Джакарта!
Вселенская задница, южный ярус.
Но я скажу тебе кое-что о Джакарте 1969-го: Джакарта 1969-го — это посильней Бьенхоа 1969-го.
«Слушай, Инез, лови момент, пока есть возможность», — говорил Джек Ловетт Инез Виктор весной 1975 года.
«Слушай, Инез, пан или пропал».
«Слушай, Инез, un regard d’adieu [117] , как мы говорили в Сайгоне, прощальный взгляд сквозь дверь».
«Ох, черт побери, Инез», — говорил Джек Ловетт однажды весенней ночью 1975-го, в одну из ночей в пригороде Гонолулу весной 1975-го, однажды ночью весной 1975-го, когда самолеты «С-130» и «С-141» уже курсировали между Гонолулу, Андерсеном, Кларком и Сайгоном всю ночь — тридцатиминутный разворот над Таншоннятом, касание земли, загрузка и обратно порожним рейсом — высадив подчиненных, вывезя дельцов, вывезя деньги, вывезя комнатных собачек и завезенных ранее девочек для баров и фарфоровых слоников. «Ох, черт побери, Инез, — говорил Джек Ловетт Инез Виктор, — жена Гарри Виктора».
117
Прощальный взгляд (фр.).
Прощальный взгляд сквозь более чем одну дверь.
Эту историю трудно рассказывать.
Зовите меня автором.
Читатель, позволь представить тебе Джоан Дидион, от характера и поступков которой будет во многом зависеть, насколько интересными явятся эти страницы; вот она сидит за своим письменным столом в собственной комнате в принадлежащем ей доме на Уэлбек-стрит.
Так мог бы начать эту повесть Троллоп.
У меня нет для нее окончательного варианта начала, хотя, конечно, определенные соображения имеются. У меня есть, например, следующие строки Уоллеса Стивенса:
Пальма на краю сознанья, За последней мыслью, встает В бронзовой дали; Златоперая птица Поет в ветвях непостижимую мысли И чувству людскому чужеземную песнь.Поразмыслите об этом.
У меня есть: «Краски, влажность, жара, достаточное количество голубизны в небе» — исчерпывающее объяснение Инез Виктор, почему она осталась в Куала-Лумпуре. Поразмыслите над этим. У меня есть те алые рассветы, о которых говорил Джек Ловетт. У меня есть сон, периодически повторяющийся; в этом сне все поле моего зрения заполняется радугой, в которой я отворяю дверь в заросли тропической зелени (я думаю, это — банановая роща, большие глянцевитые листья отяжелели от дождя, однако, поскольку на пальмах не видно ни одного банана, любители символики могут успокоиться) и наблюдаю, как спектр разделяется на чистые цвета. При достаточно внимательном рассмотрении все эти данные обнаруживают тенденцию независимости не только от какой-либо личности, но и от самого повествования, что не позволяет считать их идеальными образами для начала повести, но приходится обходиться тем, что есть в наличии.
Карты на стол.
Инез Виктор и Джек Ловетт заинтересовали меня в тот момент моей жизни, когда мне не хватало уверенности, не хватало даже минимального запаса «эго», признаваемого всеми писателями необходимым для написания романов, не хватало убежденности, не хватало выдержки, чтобы разобраться с прошлым, и интереса к воспоминаниям, не хватало веры даже в собственное мастерство.
В пособии по композиции для студентов я наткнулась недавно на очень точное (по характеристике моей манеры) задание: «Дидион начинает с достаточно ироничного упоминания непосредственной причины, заставляющей ее писать данный отрывок. Попытайтесь использовать этот прием для начала эссе; вам может захотеться скопировать иронический-однако-серьезный тон Дидион, либо вы можете попробовать сделать ваше эссе остроумным. Рассмотрим более широкий вопрос роли фона: как использует Дидион обстановку в качестве риторической основы? Она снова и снова возвращается к различным деталям этой обстановки: где, как и с какими результатами? Рассмотрим также включенность самой Дидион в общий фон и получаемый результат. Каким образом он достигается?»
Вода под мостом.
Как сказал бы Джек Ловетт.
Вода под мостом — взорви его за собой.
Итак, у меня нет прокаженного, который каждое утро в семь приходит к дверям.
Нет угольной компании «Тропический пояс», нет ясно различимой фигуры на гребне неизменного холма.
На самом деле неизменных холмов не существует: будучи внучкой геолога, я рано научилась не любить абсолютную изменчивость холмов, водопадов и даже островов. Когда холм падает в океан, я вижу в этом закономерность. Когда 5,2 балла по шкале Рихтера трясут письменный стол в моей собственной комнате принадлежащего мне дома на моей неповторимой Уэлбек-стрит, я продолжаю печатать. Холм есть временный объект для приложения усилия; таким же объектом может быть «эго». Водопад есть саморегулирующееся несоответствие потока рельефу: то же самое, насколько мне известно, относится и к мастерству. Сам остров, на который Инез Виктор вернулась весной 1975-го, — Оаху; поднявшаяся над поверхностью воды постэрозивная масса суши вдоль Гавайской гряды есть временное явление, и каждый дождь или толчок, испытанный плитами тихоокеанской платформы, изменяет его форму и укорачивает срок его существования в качестве перекрестка на Тихом океане. В свете вышеизложенного трудно с уверенностью судить о том, что здесь произошло весной 1975-го. Или ранее.