Шрифт:
Выражение лица врача не изменилось.
Позвольте мне умереть, и пусть все это кончится.
Опустите меня в землю и дайте мне заснуть.
Не говорите папе.
Инез взяла свой жакет.
По другую сторону разделительного стекла Джесси вынула из сумочки, висевшей у нее на плече, карманное зеркальце и принялась подводить глаза карандашом.
Второй психоаналитик был уверен, что ответ даст более внимательный анализ родственной gestalt терапии. Третий применял методику, включавшую элементы аверсионной терапии. В клинике Сиэтла, куда наконец в конце 1974 года отправили Джесси, в частном заведении, специализировавшемся на лечении того, что четвертый аналитик именовал «подростковой зависимостью от химических веществ», персонал называл пациентов клиентами, их держали на метадоне и подыскивали им временную работу, «соответствующую особенностям характера и индивидуальным навыкам каждого отдельного клиента». Джесси работала официанткой в местечке Паджет-Саунд, в заведении «Замок королевского краба».
«Здорово оттягивает, — сказала Джесси по телефону, — особенно если удается не упустить кусочек маринованной свеклы в салат из крабов».
От искреннего усилия держаться бодро, слышавшегося в голосе Джесси, у Инез сдавило горло.
«Все это пригодится», — сказала наконец Инез, и Джесси хихикнула.
«Точно», — сказала она, сделав в слове ударение так, чтобы оно подразумевало согласие. Ей еще не было восемнадцати.
Другие берега.
Инез перестала жить одна на квартире в районе Центрального парка после того, как домоправитель рассказал репортеру из «Ньюсдей», как он пришел спустить воду в батареях, а миссис Виктор попросила его приготовить ей двойную водку. Она брала маникюрные ножницы и соскребала наклейки с пустых пузырьков от лекарств перед тем, как выбросить их. Она перестала покупать книги в специализированном магазине на Мэдисон-авеню после того, как обнаружила фамилии, адреса и инструкции по обслуживанию постоянных клиентов, включая и свои собственные («привратник — Ллойд, горничная уходит в 4»), в открытой бухгалтерской книге у стойки кассира. Она запретила распечатывать в квартире письма от незнакомых людей и другие почтовые отправления от кого бы то ни было. Она посоветовалась с Билли Диллоном относительно возможности возбуждения дела против журнала «Пипл» за то, что он включил историю об автомобильной катастрофе с Эдлаем в статью о проблемах с детьми знаменитостей, а также обращения к ежегоднику «Кто есть кто?» с просьбой изъять упоминание о ней, Джесси и Эдлае из статьи о Гарри Викторе. «Я не очень-то вижу в этом смысл, Инез, — сказал Билли Диллон, — поскольку встречаю твое имя в газетах минимум два-три раза в неделю».
«Смысл этого, — сказала Инез, — в том, что где-то кто-то может сидеть в библиотеке и читать „Кто есть кто?“.
„Рассматривай этого кого-то как свой хлеб с маслом, просто как любознательного гражданина“, — сказал Билли Диллон, однако Инез так не могла. Незнакомые люди испытывали разочарование и бывали сбиты с толку. Незнакомый человек мог испытать слишком глубокое разочарование, чтобы удовлетвориться беседой из „Ньюсдей“ и запутаться. Жизнь за пределами объектива кинокамеры, жизнь, которой жили (по представлению Инез) ее отец, и ее дядя Дуайт, и ее сестра Жанет, стала для Инез лишь отвлеченной идеей, чем-то, о чем она знала, но не вполне понимала. Она, к примеру, не могла понять, как мог ее отец давать номер ее телефона незнакомым людям, с которыми он встречался в самолетах, а затем звонить ей, чтобы упрекнуть за то, что она быстро прекращала телефонный разговор. „Мне казалось, ты могла бы потратить несколько минут, — сказал Пол Кристиан во время одного из таких звонков. — Этот молодой человек, не поговорив с которым ты повесила трубку, между прочим, знает много интересных подробностей об убийстве в Сан-Минео и очень хотел, чтобы Гарри его выслушал“. Она, к примеру, не понимала, что заставляло Дуайта посылать ей вырезки каждой статьи из „Эдвертайзер“, выходящей в Гонолулу, где упоминались их с Гарри имена. Эти вырезки приходили пачками, к которым была прикреплена визитная карточка Дуайта. „Неплохо идет“, — писал он порой на карточке карандашом. Не понимала она также, как могла согласиться Жанет во время кампании 1972 года дать интервью „Си-би-эс рипортс“ об их с Инез детских годах. Тот специальный выпуск этой программы был посвящен кратким биографиям жен кандидатов, и Инез смотрела его вместе с Гарри и Билли Диллоном в библиотеке нью-йоркской квартиры. Там был клип, где Гарри говорил о необыкновенном чувстве преданности, присущем Инез, в другом — Билли Диллон говорил о необыкновенном отношении Инез к искусству, а также был фрагмент, где директор долтонской школы говорил о необыкновенном интересе Инез к образованию, но появление в программе Жанет было полной неожиданностью.
„Нет, я бы не сказала „привилегированное“, — говорила Жанет перед камерой. Похоже, она сидела босая на катамаране перед своим домом на берегу. — Нет. Об этом нет и речи. Ничего „привилегированного“. Я бы просто назвала это замечательно бесхитростным образом жизни, о котором можно сказать „унесенный ветром““.
„Надеюсь, никто не усечет, что она говорит о второй мировой войне“, — сказал Билли Диллон.
„Разумеется, тогда у каждого была своя прекрасная китайская, ама“», — говорила перед камерой Жанет. Голос ее был высоким, задыхающимся и нервным. Камера показала Коко-Хэд. Инез взяла блокнот и стала писать. — «А потом у нас с Неззи была вроде бы гувернантка-француженка, она была из Нейи, нечего и говорить — мадемуазель говорила на безупречном французском, я помню, как Неззи сводила ее с ума, разговаривая на ломаном диалекте».
«Мадемуазель», — сказал Билли Диллон.
Инез не подняла головы от блокнота.
«Мадемуазель, — повторил Билли Диллон, — и Неззи».
«Меня никогда не называли „Неззи“».
«Теперь называют», — сказал Билли Диллон.
«Они хорошо сработали, — сказал Гарри Виктор, — им пришлось доставать подпись Жанет на пропуск на прибрежную-территорию-находящуюся-в-частной-собственности, — он наклонился, чтобы достать из-под стола телефон, — а также для ее „мерседеса“. Это Морт».
«Спроси Морта, как ему гувернантка из Нейи, — сказал Билли Диллон. — Возможно, Жанет пригласит мадемуазель в Западную Виргинию приготовить пару чашечек кофе».
Инез промолчала.
Ее никогда не называли Неззи.
Она никогда не говорила на ломаном языке.
Гувернантка из Нейи вовсе не была гувернанткой, а женой пилота транспортного самолета в Хикаме, который снимал студию над гаражом Сисси Кристиан в течение шести месяцев между происшествием в заливе Лейте и окончанием войны.
Жанет рассказывала «Си-би-эс рипортс», как ее и Инез учили укладывать скатерти между листами голубой шелковистой бумаги.
Гарри проводил свое вечернее совещание по телефону с Мортом Голдманом из МТИ [126] , Перри Янгом из Гарварда и людьми, связанными с нефтехимией в Станфорде.
126
Массачусетский технологический институт.
Никакой Неззи.
Никакого ломаного языка.
Никакой гувернантки из Нейи.
«Этот полив насчет голубых скатертей „проникает прямо в умы и сердца“», — сказал Билли Диллон.
«Морт все еще считает позицию по солнечной энергии негативной, Билли; может, тебе лучше взять трубку», — сказал Гарри Виктор.
«Скажи Морту, что мы только что расцеловались с этой позицией навсегда, — сказал Билли Диллон. — Только крупным шрифтом. Избранные места». Он смотрел, как Инез отрывала верхний листок от блокнота, на котором писала.
«Непосредственно для любителей голубой бумаги».
1) «Сияющая звезда», — написала Инез на кусочке бумаги.
2) «Мерцающая звезда»
3) «Утренняя звезда»
4) «Вечерняя звезда»
5) «Южная звезда»
6) «Северная звезда»
7) «Небесная звезда»
8) «Звезда меридиана»
9) «Дневная звезда»