— Да! — подхватила Надя, отважно глядя на Ардатова и как бы призывая его присоединиться к этой отваге. — Мы — советские люди. Да! Советские!

Она порывисто обернулась к деду:

— Им надо показать документы. Вдруг они нас считают диверсантами? Конечно же!

Удерживая Кубика коленом, прижимая его к стенке, она лихорадочно расстегнула куртку, лихорадочно же вырвала из внутреннего кармана пачечку бумажек и лихорадочно же протянула их Ардатову.

— Здесь все — комсомольский билет, билет учащегося, что я учусь, то есть училась в техникуме, удостоверение на значки. Здесь все-все!

Старобельский тоже протянул: Ардатову свои бумаги, сказав:

— Извольте. Пенсионная книжка, паспорт, профсоюзный билет. Паспорт прописан в Старобельске — мы искони из Старобельска, еще от прадедов. Прописан по улице Приречной, дом 36. Что еще? Ах да! Вероисповедания православного, беспартийный, состоял в масонах, вдов, за границей родственников имею, но связь с ними не поддерживаю. Не судим. В белой армии не служил. В оппозициях не участвовал. Прошу записать в вашу часть.

Ардатов механически взял документы, но не стал их ни смотреть, ни открывать.

— Минутку.

Солнце поднялось над горизонтом, косо освещая землю, еще не грея ее, и тени от кустов полыни и от островков ковыля лежали на земле длинными темными пятнами, на которых чуть поблескивали редкие капли росы.

Еще когда бежал Стадничук, еще когда он упал, в том молчании, наступившем после его смерти, и когда Ардатов разговаривал с Ширмером, Ардатов, то и дело поглядывал на Малую Россошку и в стороны от нее, надеясь увидеть какое-то движение людей, запоздавшие уйти в тылы машины или повозки, хоть что-нибудь, что сказало бы ему, что у Малой Россошки есть какая-то часть, есть свои… Но он ничего этого не заметил — Малая Россошка казалась безлюдной, хотя над несколькими дворами и над несколькими домами в бинокль можно было различить дымки — оставшиеся жители что-то стряпали в печках или на таганках.

От этих дымков на душе становилось грустно.

— Белоконь! Продолжать разведку: на фланги и насколько возможно вперед, — приказал Ардатов. — Собрать все боеприпасы — до патрона. Все, что найдете — несите сюда. Ясно? Выполняйте. Лейтенант Тырнов, ваша задача — следить, чтобы у каждого была хорошая ячейка, в полный рост. Объясните людям, что от танка спасает только глубина окопа. Ясно? Выполняйте! Всем остальным — по местам!

Так и не полистав документов, он вернул их Старобельскому.

— А с вами я не знаю что и делать. Ах ты, Кубик, Кубик! Да какой же ты Кубик? Ты не кубик, ты целый куб!.. Так что же делать с вами? — повторил он Наде. — Почему не ушли дальше в тыл? Пока было можно? Теперь отсюда до ночи не выбраться, а до ночи… («До ночи разведбатальон и батальон танков!» — напомнил он себе). Слышите?

Все прислушались, обернувшись в сторону немцев, в сторону низкого, все усиливающегося гула, и так и стояли молча, пока самолеты немцев не стали различимы и пока Надя не начала их считать.

— Три, семь, двенадцать, двадцать четыре, тридцать, еще семь, еще девять, так… И там… Сколько же? Одиннадцать, еще четыре… Так… Еще… Семьдесят шесть! И откуда у них их столько? Все дни, что мы шли, мы их только и считали. Наши попадались редко. Я злилась ужасно… Эти летят на Сталинград? Прямо на Сталинград?

— Да. Видимо, на Сталинград, — ответил хмуро Ардатов.

Самолеты летели в тройках, тройки составляли девятки, и хотя самолетов не было и сотни, казалось, они занимали всю ту часть неба, которая была северней их траншеи. Ардатов знал, что никто сейчас не копает, вообще никто ничего не делает, все только зло смотрят на эти самолеты да озираются, ища в небе свои. Но своих не было.

«Может, встретят поближе. У города? — подумал Ардатов. — Есть же там ПВО?»

— Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Надя порывисто подошла к Ардатову вплотную и тронула его руку, которой он держал бинокль у глаз.

— Разрешите мне! Разрешите мне пробраться в тыл! Я видела — он не прошел! Мы все видели! Но я пройду! Я маленькая, они в меня и не попадут… — пылко говорила она. — Может, они и стрелять не будут в штатского. Они же увидят, что я не военный, что я… что я не красноармеец. Ведь может же так быть? А? А если может то… то… Разрешите мне, вы только расскажите, куда идти. Куда и зачем!..

— Отставить! — приказал ей Ардатов.

Он приказал так, потому что вовремя не пришли гражданские слова, он просто растерялся от этого нелепого предложения. «„Не будут стрелять в штатского!“ Глупости какие-то! Еще как будут. Откуда им видно с такого расстояния, штатский ты или нет? Ты только цель, ты вообще для них не человек, ни штатский, ни военный, ты только цель! „Не попадут!“ Дурочка, еще как попадут. И будешь ты лежать, как Стадничук, недвижимо, как страшная кукла, с неловко подвернутой ногой. Нет, нет, нет, Надя!»