— Как прикажете?..

— Приказывать не могу, а посоветовать, думаю, имею право. На вашем месте я бы сделал так… Пойдемте присядем. — Емельян Петрович указал глазами на скамейку в курилке.

Оказалось, что в батарее осталось немало людей, которые по разным причинам не ушли на учение. Тут были и дневальные, и писарь, и кладовщик, и возвратившиеся из отпуска два солдата.

— Да с этими молодцами можно горы перевернуть, а не только артиллерийский дворик привести в божеский вид, — извлекая одной рукой папиросу из портсигара, рассуждал подполковник. Он зажал коленками спичечную коробку, чиркнул и, разглядывая алый язычок пламени, проговорил: — На вашем месте я бы вообще навел идеальный порядок. В штабе, в казармах… А как приятно будет людям — вернутся и увидят, что без них здесь крепко поработали. Хотите, помогу?

— Да нет, что вы… Мы сами как-нибудь…

— Не как-нибудь, а хорошо надо. Вот это другой разговор. А теперь проводите меня в политотдел. Я все же думаю догнать своих.

«Своих» Севрюков нашел в горах. Молоденький офицер сидел на корточках под выдолбленным в скале навесом и кричал в приглушенный микрофон:

— Четверка, перенести огонь на сто тринадцатый… На сто тринадцатый, говорю!

Офицера, видимо, плохо слышали, и он уже с хрипотцой передавал по цифрам:

— Единица, единица, тройка…

Заметив поднимавшегося к нему незнакомого человека, офицер вдруг замахал красным флажком:

— Ложись!!

Севрюков прильнул к нецелованной с войны земле и ощутил смолистый запах хвои. Грохнул раскат. Его эхо замерло где-то за перевалом. Подполковник собрался поднять голову, но новый, еще более гремучий грохот вновь прижал его к земле. Лежал до тех пор, пока не услышал:

— Кто там?! Поднимайтесь!

Севрюков встал, отряхнул прилипшие к гимнастерке и брюкам мокрые хвоинки, зашагал по ступенчатым выдолбам вверх.

Перед ним стоял молодой капитан с загорелым, словно обожженным, лицом, по которому медленно сползали горошины пота. Невольно подумалось: «Какой юнец, а голос басовитый». Пристрастие к властному тону было давней слабостью Емельяна Петровича. Не любил он тихоголосых мямлей. Такие и потребовать как следует не могут.

Завидев перед собой подполковника, капитан поднес ладонь к козырьку:

— Командир батареи капитан Власенко. Разрешите узнать цель вашего прибытия?

Севрюков даже смутился от такого официального доклада, протянул капитану единственную руку:

— Цель прибытия… в гости. Севрюков.

На сухощавом остроносом лице молодого комбата проступила по-юношески открытая улыбка:

— Виноват, товарищ подполковник, что так встретил… не узнал…

— Ничего, ничего. Именно так и надо встречать посторонних.

— Да какой вы посторонний… ведь, — капитан запнулся, тыльной стороной ладони провел по высокому, без единой морщинки лбу, — ведь наша первая батарея — это ваша…

— Да, была моя, теперь ваша, — у подполковника вырвался глубокий, неприкрытый вздох сожаления. После паузы достал из нагрудного кармана документы: — Проверьте на всякий случай.

Власенко вежливо возразил: «Не стоит», — но к документам потянулся. Проверил, подтвердил:

— Вот и добре. А теперь в горы. Еще выше. Халилецкий! — крикнул склонившемуся у рации солдату: — Приготовьтесь к передислокации.

Вечером Емельян Петрович был в курсе батарейных дел. Познакомился с некоторыми солдатами. Из «стариков» остался один старшина Гнатюк. Но он был где-то в горах, и Севрюков с ним не встретился. Сидя за столом-раскладушкой в вырубленной в скале землянке, подполковник водил пухлым белым пальцем по исчерченной замысловатыми знаками карте и хрипел над самым ухом Власенко:

— Мыслишь ударить сразу с двух направлений? Это хорошо. Вот только учти — не все орудия сразу пускай в ход. Придержи малость в резерве. На всякий случай.

К вечеру батарея в третий раз за сутки сменила позицию. Власенко стал подниматься еще выше в горы, а гостю посоветовал идти медленнее в сопровождении связного.

Часа два карабкались по крутому подъему, усеянному камнями-монолитами. Высоченный, костистый солдат скупо посвечивал из рукава фонариком и, выжимаясь на полусогнутых ногах, То и дело подавал руку подполковнику. Емельян Петрович, страдавший одышкой, с нетерпением ждал, когда кончится «путь к звездам». С непривычки ему и впрямь показалось, что они ползут в небо, до которого уже рукой подать. Остановился, спросил:

— Скоро?

— Ну вот мы и пришли, — прогудел солдат и доложил в темноту: — Товарищ капитан, прибыли.

Мигнул совиный глаз фонарика. Луч упал на солдата.

— Вы Чужбинин? — Емельян Петрович узнал голос капитана Власенко.

Молодой комбат трудно сживался с новыми людьми. Но к изрубцованному шрамами Севрюкову почувствовал какую-то необъяснимую близость. Когда бывший и нынешний комбаты уселись под навесом скалы, прикрывшись одной повлажневшей от тумана плащ-палаткой, капитан доверительно признался: