– Здесь, – графиня растерянно указала на отодвинутый стул и стоящий перед ним прибор.

Крепко держась за плечо цыганенка, панна Ирина перевесилась из седла и схватила брошенный поперек тарелки серебряный столовый ножик с вычеканенной на рукоятке виноградной гроздью.

– Условие выполнено! – запрокинув голову, громко выкликнула она. – Вот он, клинок Кармалюка! – и торжественно воздела изящный маленький ножик к потолку.

Ответом ей была полная тишина.

– А я говорю – да! – словно убеждая кого-то, яростно крикнула панна Ирина в пространство. – Клинок? – она провела пальцем по заточенному краю ножика и сама ответила. – Клинок! Кармалюк им пользовался? Пользовался! Значит, клинок Кармалюка! Условие выполнено, пропускайте нас в следующий тур!

Мгновение все так же царило молчание и неподвижность, а потом графиня увидала, как вокруг коня и его седоков медленно, словно бы нехотя, начала клубиться серая мгла.

Панна Ирина стремительно повернулась к Татьяне и протянула руку:

– Прыгай! Скорее!

Татьяна попятилась и испуганно замотала головой:

– Нет! Нет! Я не могу! Это глупо!

– Прыгай! – отчаянно закричала панна Ирина, оглядываясь на серую мглу, которая теперь клубилась все быстрее, разрасталась…

– Нет! – еще раз выкрикнула графиня, понимая, что сейчас странная черноволосая барышня и цыган унесутся в неведомую даль, а она останется… Зачем, ну зачем панна Ирина рассказала ей о судьбе Кармалюка? Ведь кроме страха перед жутким, фантастичным миром панны Ирины, к ней пришло и твердое осознание – она, Татьяна, останется здесь, неизбежно став невестой, а то и женой последнего из уцелевших претендентов – пришелепкуватого Томашека, любителя калачей и простых девчонок. А в один отнюдь не прекрасный день узнает, что неуловимый и неуязвимый Кармалюк убит – убит потому, что его предала одна из обманутых возлюбленных. И вот тогда со всей очевидностью поймет – каждое слово панны Ирины было правдой. Где-то в неведомом далеке ее бы не выдали насильно замуж, там были ее мама и папа, любимые мамочка и папочка, которые никогда и никому не дали бы ее в обиду и защитили от всего на свете. И у нее, именно у нее самой не хватило отваги прорваться к ним! И жить с этим сознанием станет не-воз-мож-но!

И тогда сразу, чтоб не успеть передумать, графиня подхватила юбки, разбежалась… и, вцепившись в протянутую руку панны Ирины, вскочила на круп вороного Леонардо. С победным ржанием гигантский жеребец прыгнул в серую муть, а графиня тут же пожалела о своем решении. Их потащило, поволокло куда-то, а потом клубящаяся вокруг мгла начала рассеиваться, и из нее проступил… заяц.

Сидящий на задних лапах огромный, с теленка ростом, зайчище крепко сжимал в передних лапах невиданное, странно короткое и угловатое ружье.

Заяц приятно улыбнулся, блеснув крепкими белыми зубами, залихватски огладил лапой усы и низким басом сказал:

– Приветствую вельможных панн та вельможного пана! Дозвольте почтительнейше репрезентоваться! Естесь мы тут зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас! – при этом он взмахнул лапой, указывая на второго такого же зайца.

Оружие в лапах этого второго неотрывно и угрожающе глядело графине Татьяне в лоб.

Здоровенный заяц с немецким трофейным «шмайссером» в лапах – это прикольно! Даже если он тебя тычет этим самым «шмайссером» под ребро – все равно прикольно, хоть и неприятно! Ирка ощерилась и предостерегающе рыкнула.

– Цихо, паненка! – шикнул на нее заяц, который представился Ковальским. Из-под его выкрашенной в защитный цвет каски с белой польской звездой высунулось длинное ухо, локатором развернулось, чутко подрагивая и ловя заполняющие осенний лес шорохи. Вокруг все притихли, почтительно взирая на вытянувшуюся в струнку заячью фигуру. В лесу стояла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.

Ковальский взвился с места сразу, одним сильным толчком мощных задних лап перемахнув через остальную группу:

– Язда, хлопцы! Ходу, ходу, ходу! – прокричал он уже на бегу, проламываясь сквозь подлесок.

Ирка мгновенно пристроилась ему в затылок, побежала, не отрывая взгляда от плащ-палатки на плечах перескакивающего через бурелом матёрого зайца. Сзади слышалось прерывистое дыхание – Татьяна держалась на одной лишь силе воле, с чавканьем выдирая из размокшей земли вконец изуродованные бальные туфельки. Ирка сама едва волочила ноги с налипшими комьями грязи и отлично понимала, чего стоит подруге и этот непрерывный бег по мокрому лесу, и упорное, без единой жалобы молчание. Молодец, графиня! Богдан бежал, сосредоточенно глядя себе под ноги, стараясь не спотыкаться о торчащие из размытой дождями земли древесные корни. Замыкающим двигался заяц Бразаускас. Не спуская когтя с курка «шмайссера», он то и дело настороженно поглядывал через плечо.

– Сейчас зачнётсён! – хватая воздух, прохрипел Ковальский.

В глубине чащи громко затрубил рог, и, казалось, весь лес откликнулся диким, сулящим кровавую охоту воем. Звук располосовал тишину, стряхнул пожелтевшие листья с деревьев, заставил мелкое зверье в ужасе забиться в норы. Ирка всем телом чуяла, как сотни когтистых лап мягко оттолкнулись от земли, пускаясь в безудержный охотничий гон, как чуткие носы ловят ветер и щерятся оскаленные пасти.

– Й-ех! – подпрыгнув, Ковальский ухнул куда-то вниз, лишь уши из-под каски мелькнули.

Ирка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и кубарем покатилась по засыпанному прелой листвой склону. С громким плеском она свалилась в протекающий по дну оврага ручей. Рядом в вихре изодранных в клочья лент и черного от грязи кринолина свалилась Танька. Богдан с истинно цыганской ловкостью притормозил на самом краю оврага и помчался вниз длинными скачками.

– Ложись! – спрыгнувший сверху Бразаускас сшиб его с ног, навалился, вжимая мальчишку в раскисший берег ручья.

Земля содрогнулась. Высокий фонтан камней и вырванного с корнями подлеска взвился далеко позади, рухнул, осыпая собой окрестные деревья. И только тогда до засевшего на дне оврага отряда докатился звук взрыва. Будто колотушкой ахнуло по ушам.