Мне же кажется, что интерес к личности Рамсеса II обусловлен иными факторами, как вы уже могли судить по прочитанному, а именно влиянием абсолютной власти на характер человека, не только того, кто обладает этой властью, но и того, кто ей подчиняется.

Из прошлого до нас дошли тексты стелы в Кубане (ранее эта местность называлась Баки) и « ПоэмыПентаура», изучив которые мы приходим к выводу, что Рамсес II, по крайней мере в первой половине своей жизни, был одержим неутолимой манией величия, граничащей с бредом, следствием которой стал ряд самых диких фальсификаций. Единственное, что отличает его от современных тиранов, правящих в далеких странах, — это то, что существующая в то время в стране религиозная система позволяла ему объявить себя воплощенным божеством, в то время как его современные имитаторы поступают наоборот: создают системы, которые позволяют им именовать себя богами, и основывают религии, их обожествляющие. Постыдная фразеология прошлого века определила эти крайности как «культ личности». Будет уместным напомнить, что такие культы всегда основываются на власти и что каждая власть стремится возвести себя в культ.

Рамсес II в любом случае представляет собой интересный образчик подобных патологических заблуждений.

Выдающиеся представители исторической науки часто ругают исторический роман, и все же этот жанр позволяет автору воссоздать для не обладающей специальными знаниями читательской аудитории реальность, известную только тем, кто посвятил ее изучению много лет и — похвальная стойкость! — отказался от попыток извратить или приукрасить ее. Исторический роман остается единственным способом описать исторического персонажа в его времени и среде, дабы он не уподобился мифическому персонажу, такому же пустому, как герои комиксов-манга.

Птахмос.Этот исторический персонаж окутан ореолом тайны, и знают о нем лишь немногие египтологи и любители Древнего Египта. На одном из барельефов Карнакского храма рядом с фараоном Сети I, готовым пронзить своим копьем уже раненного стрелой ливийского царя, изображена фигура мужчины в пять раз меньше фигуры фараона — верный признак того, что перед нами второстепенный персонаж. На картуше написано, что это юный Рамсес. В начале XX века американский египтолог Генри Брэстед обнаружил, что это изображение наложено поверх другого, наполовину уничтоженного. Значит, Рамсеса изобразили на месте другого человека, предполагаемого наследника Сети. Был ли то старший брат Рамсеса, умерший в молодом возрасте? В своем романе я назвал этого предполагаемого первенца Па-Семоссу. Если бы это предположение было верным, мастера могли бы просто изменить надпись на картуше: изображения на барельефе не имели портретного сходства со своими прототипами, и братья, скорее всего, были похожи внешне. Но нет: уничтожение первичного изображения свидетельствует о сознательном желании стереть память об этом персонаже; это не изменение картины, но разрушение личности, магический акт, возвещающий о том, что этого человека никогда не существовало. Фараоны прибегали к подобному средству, когда хотели, чтобы о тех, кого они ненавидели, не вспоминали ни современники, ни потомки.

Некоторые египтологи, в том числе Кристиан Дерош-Ноблькур, выдвинули предположение, что речь может идти о потомке XVIII династии, которая стала известна широкой публике благодаря трем своим самым ярким представителям, упомянутым ранее, — Эхнатону, Тутанхамону и Рамсесу II. Но как могло случиться, что Сети, второй фараон XIX династии, мог назначить этого наследника канувшей в лету царской семьи наследником трона? Чтобы разобраться в этой ситуации, следует вспомнить, что к концу правления XVIII династии трон Египта, раздираемого коррупцией и сепаратистскими настроениями местной знати, остался без наследника — ни у Эхнатона, ни у его последнего наследника Аи, как и у Тутанхамона и таинственного безликого фараона Сменхкары, не было потомков мужского пола. Военачальник плебейского происхождения по имени Хоремхеб навел в стране порядок и сел на трон, а наследником своим назначил другого плебея, Рамсеса I. Тот оставил царство своему сыну Сети I. Это было не по вкусу мятежно настроенным крупным землевладельцам, все так же мечтавшим об автономии, подтверждением чему служат многочисленные карательные экспедиции Сети в области Верхнего Египта. Угроза развала страны и давление со стороны отца, Рамсеса I, заставили Сети принести сепаратистам символическую жертву — назначить своим преемником принца, чье происхождение окутано ореолом тайны; к тому же монарх, вероятнее всего, рассчитывал, что, получив воспитание при дворе, этот принц станет лояльным хранителем установленных Хоремхебом порядков. Однако имело место какое-то значительное событие, и этот наследник лишился своих прав.

Умер ли он? Нет. Об этом красноречиво свидетельствует установленная по приказу Рамсеса II стела в Кубане. Но к ней мы еще вернемся.

На этом можно было бы поставить точку, если бы не один факт: известно имя этого таинственного наследника царской крови — Дерош-Ноблькур называет его Мети в своей книге «Ramses II, la v'eritable histoire» [48] , другие же источники именуют его Маи, как и главного архитектора Пер-Рамсеса. Однако это не официальное имя, по крайней мере, не из тех торжественных и длинных имен, которые обычно указывают на барельефах, украшающих гробницы, — в «парадных» именах присутствует обычно имя покровительствующего человеку божества и указание на его «связь» с этим божеством, например «Любимый Ра (Мут, Тотом, Птахом, Амоном или любым другим богом или богиней)». В нашем случае речь идет о сокращенном имени, и, скорее всего, полный его вариант — это имя Аменхотеп, «Амон радуется».

Это позволяет нам сделать три предположения. Во-первых, речь идет о прямом потомке XVIII династии, все представители которой носили имя Аменхотеп; значит, это пятый Аменхотеп, если учесть, что четвертый царь династии, до того как взять себе имя Эхнатон, звался так же. Во-вторых, речь идет о мальчике, поскольку сокращенные имена употреблялись только в юном возрасте, и, насколько нам известно, Тутмоса или Рамсеса на картушах барельефов никогда не называли «Тут» или «Рам». В-третьих, этот мальчик родился после упразднения культа Атона, который был костью в горле служителей других культов, поскольку «Мети» — производное от «Аменхотепа», а не от «Эхнатона». В противном случае он скорее звался бы «Хен».

Гипотеза об усыновлении фараоном Сети этого принца становится все более правдоподобной. И все же вопрос остается: почему мальчика внезапно изгнали из семьи? Можно предположить, что ярой противницей подобного положения дел была Туи, супруга Сети, не говоря уже о юном Рамсесе. Случилось нечто, позволившее Туи навязать мужу свою волю и сделать своего сына наследником престола. Соперника просто убрали с пути.

Упоминание о пятом представителе династии Аменхотепов тем более интригующее, что речь может идти только о внуке Аменхотепа IV, все того же Эхнатона, если не о его правнуке. Как сложилась судьба его предков, живших при Сменхкаре, Тутанхамоне, Аи и Хоремхебе? Почему они не заявили своих прав раньше, хотя все эти монархи умерли, не оставив наследников? Ответ очевиден: потому что само воспоминание об Эхнатоне было отвратительно как жрецам, так и военной верхушке. Никто бы не потерпел у трона потомка фараона, будь то мужчина или женщина, который бросил страну на произвол судьбы. Свидетельством тому весьма необычное письмо одной из дочерей Эхнатона, принцессы Анхесенпаатон, адресованное хеттскому царю Суппилулиуме, в котором она просит прислать в Египет одного из его сыновей ей в мужья, потому что не может найти себе супруга на родине. Просьба весьма экстравагантная, и не только потому, что указом Аменхотепа III египетским принцессам было запрещено выходить замуж за иностранных принцев. Более того — Анхесенпаатон предлагает сделать хетта царем Египта! Это со всей очевидностью говорит о том, что потомки Эхнатона подвергались остракизму.

При Рамсесе I память о деяниях Эхнатона стала понемногу стираться, поэтому Сети мог вполне осознанно принять юного принца Аменхотепа в свою семью, чтобы укрепить авторитет своей династии, поскольку в стране многие высказывали недовольство тем фактом, что в жилах правящего монарха и его потомков нет и капли царской крови. Назначая Аменхотепа наследником трона, о чем свидетельствует уничтоженное изображение последнего на барельефе, он приобщался к царственной сущности фараонов.

Остается тайной имя Мети, или Маи. Оно не содержит корня «моз»или «мес»,означающего «сын»,присутствовавшего в первом имени Моисея; значит, это не мог быть Моисей, упомянутый в Книге Исхода. Здесь следует упомянуть, что в Египте существовали свои традиции использования имен собственных: во-первых, не существовало фамилий, только имена, и имени было достаточно, чтобы обозначить личность, хотя, когда встречалось несколько носителей одного имени, часто возникали недоразумения; во-вторых, имя можно было изменить, как мы видим на примере того же Аменхотепа IV, который стал Эхнатоном, и старшего сына Рамсеса II Именхерунемефа, переименованного отцом в Именхерхепешефа.