– Успокойся. Все уже сделано, – тихо ответил он и вынул из кармана паспорт.

Со снимка на меня смотрела молодая женщина лет тридцати пяти, индианка. С большими карими глазами, прямым тонким носом, нежной линией рта. Общим у нас являлось только одно – мы обе были женщинами.

– Кто это? – поджав губы, скептически поинтересовалась я.

– Гостья со свадьбы. Думаю, она не хватится своих документов до завтрашнего вечера, а то и дольше.

– Все это очень мило, но разве при посадке в самолет в паспорта не заглядывают?

– Конечно, заглядывают.

– Тогда как, скажи на милость, я пройду паспортный контроль с такой вот фотографией?

– Элементарно. Надо только с глазами что-то придумать. Жаль, магазины уже закрыты. Купили бы тебе цветные линзы, и нет проблем.

– Глаза? А возраст? Она же почти девочка, а теперь на меня посмотри! – Я повернулась к нему лицом, даже привстала на цыпочки, чтобы ему было лучше видно.

– Прелестно выглядишь. Конечно, несколько моложе, чем на фото, но…

– Ты что, издеваешься? – ткнула я его кулаком под ребро.

– Женщины! – Джамш закатил глаза к потолку. – Никак вам не угодишь. Ты давно себя в зеркало видела?

– Утром. Когда перед свадьбой переодевалась.

– Иди в дамскую комнату, вот твой паспорт. Когда выйдешь оттуда, ты должна в точности соответствовать этому изображению.

– Каким образом? У меня даже косметички нет!

– Вот тебе деньги. Вон там какие-то киоски и салоны работают. Вперед! А я должен подумать. – И он уставился на табло.

Оказалось, что все не так плохо. Дамы из салона нанесли на мое лицо темный тональный крем, соответствующий макияж. Поскольку все они были яркими брюнетками, цветовая гамма их косметических средств состояла из сиреневых, фиолетовых, алых, синих оттенков. Прикрыв волосы краем сари и внимательно рассмотрев свое лицо, я пришла к выводу: Джамш прав. Главная проблема – глаза. Разница в возрасте стала незаметна. Черты наших лиц более или менее совпадали. Пришлось немного подкорректировать линию рта и очертания бровей. Хуже было с волосами. И зачем только я перекрасилась в русый цвет? Немного поразмыслив, я взяла тушь и безжалостно намазала ее на волосы, ото лба к затылку. Надо купить побольше средств для снятия макияжа, мылом это дело может и не смыться. А при случае я вновь перекрашусь в брюнетку. Закрепив край сари на макушке по возможности покрепче (на все волосы мне туши не хватило), я вышла из туалета.

– Так лучше? – вытянула шею, демонстрируя моему «эксперту» творение своих рук.

– По-моему, неплохо. Выучила свое новое имя?

– Даже не прочитала еще! – спохватилась я. Только бы оно оказалось попроще, не как у Джамша.

Мира Чадхи – гласили данные паспорта. Ну, это я осилю!

– Когда мы вылетаем? И куда? – спросила я Джамша, закончив изучать паспорт.

– В Дели. Через час.

– А почему в Дели, ты же говорил, нам на север надо?

– Во-первых, это нам по пути, а во-вторых, самолеты прямо в Шринагар отсюда не летают. И в-третьих, надо убраться отсюда как можно скорее, пока хозяйка паспорта не заявила в полицию.

– А не получится так, что меня встретят у трапа самолета в Дели и под белы рученьки препроводят прямо в тюрьму?

– Будем надеяться, что этого не случится, – как-то не очень уверенно произнес мой отчаянный приятель.

Регистрацию на рейс объявили через пару минут. Я стояла в середине очереди. Из моего горла торчала пластиковая трубка, аккуратно приклеенная пластырем, она уходила вверх, к гортани, и там крепилась к подбородку. Краешек ее был прикрыт бинтом, чтобы в горло не залетали микробы. Для пущего эффекта все это изделие было смазано чем-то сильно пахнущим больницей. Мой изобретательный друг долго нюхал флаконы в аптечном киоске, прежде чем сделал свой выбор. Все это добавляло красоты моей и без того сильно отредактированной физиономии. Эту конструкцию Джамш соорудил, чтобы избавить меня от разговоров с сотрудниками аэропорта. Мой скверный английский сразу вызвал бы подозрения.

Я сильно нервничала и то и дело оборачивалась, поглядывая на стоявшего человек через семь от меня Джамша. Нет, чтобы поддержал меня и встал рядом! Устроился в конце очереди, ближе к двери, чтобы драпать ему было удобнее! Я злилась на беззаботно озиравшегося по сторонам коварного индийца несказанно!

Наконец, подошла моя очередь. Я протянула паспорт толстяку в форме и нечищеных ботинках, изо всех сил стараясь не поднимать на него глаз – они по-прежнему были зелеными. Но, похоже, мои глаза не очень сильно его заинтересовали. Он совершенно беспардонно уставился на трубку, торчавшую у меня из горла. Я что-то прохрипела, не раскрывая рта. Он отшатнулся, брезгливо скривив пухлые губы. И уставился в паспорт, потом – на меня. И тут из конца очереди до меня донесся чей-то пронзительный вопль.

Оказывается, загорелось платье какой-то пожилой индианки. Ее оранжевое с фиолетовым сари заполыхало, к счастью, пока что горел только подол. Она вопила пронзительно и громко, при этом дама не забывала молотить сумочкой по голове какого-то худосочного низенького дядьки в белой рубашке навыпуск и в белых же штанах. Сама мадам была раза в три толще своей жертвы и раза в два выше. Окружающие кричали, взывая о помощи, отскочив подальше от несчастной. Только худосочный дядька пытался сбить огонь, хлопая руками по ее горящему наряду.

Бедняжка! Наверное, все руки себе обжег. Толпа зевак росла с каждой секундой. Расталкивая праздно глазевшую на эту парочку публику, прибежал служащий аэропорта с огнетушителем в руках и залил пострадавшую даму пеной с ног до головы. Видимо, для профилактики. Вместо благодарности она набросилась на служителя, вырвала из его рук огнетушитель и треснула им несчастного по лбу. Худосочный дядька, оказавшийся ее супругом, стоял в сторонке и дул на обожженные ладони. Наконец, подоспело начальство.