Не прерывая беседы, вельможи шагнули к процессии и стали по другую сторону бассейна: в его прозрачной воде лениво плавали красные и золотые рыбы. Косой солнечный столб через квадратное окно в потолке от края бассейна рассыпал золото блик на аппликации и мозаику стен. Антипасу нужно было пройти большую часть атрия. Чтобы подавить бешенство, он приник к фиалке и направился к вельможам по ослепительному мозаичному полу. Свита столпилась у входа.

– Приветствую тебя, Антипас! – Консул радушно улыбнулся, и про себя заметил: широкий синдон уже не скрывал живот наместника, а его пальцы в перстнях с драгоценными камнями припухли от жира.

Антипас расцветил страх льстивым и витиеватым ответом. Говоря, он подумал о сенаторе: постарел! Но ехидный рот и пористый нос огурцом, с годами чуткий к вину, все те же.

– Надеюсь, сбор букетов не обременил тебя? – перебил легат. Прокуратор хмыкнул, и щеки тетрарха от ярости стали малиновыми под цвет всаднических полос на тоге и на тунике Копония. Антипас презрительно подумал: броня лучше подходит наместнику Иудеи, солдафону с шеей, как у быка, нежели платье благородного мужа, и улыбнулся «дружеской» вольности консула. Тетрарх протянул цветок засеменившему рабу.

– Прими подарки, – царь поднял руку и рабы с сундуками было ступили вперед.

Сенатор небрежно отмахнулся.

– Да, да, непременно. Позже… Сначала о деле!

Он решительно пренебрег придворным этикетом и увлек наместников в сад.

Антипас никогда прежде не был в Неарском дворце брата и, скользя взглядом по настенным аппликациям охоты на оленя и чудесным цветам с птицами причудливых расцветок, по мраморным колоннам, дверям из резного кипарисового дерева и косякам из масличного, почувствовал жалость к Архелаю и раздражение на вельмож. Символы римского присутствия в стране – конные разъезды; огороженные помещения для центурионов и солдат в придорожных ханах, где на ливанах вповалку спали путники; расседланные кони солдат жуют овес, оттеснив верблюдов и мулов аборигенов – а теперь вот осиротевший дворец брата и небрежение к обычаю роскошно принимать знатного гостя, все иллюстрировало, кто здесь хозяева. Могущество его исконных правителей не стоило слова вот этого хромого старика. Ирод понял: он боится участи брата.

– …Император, его сын Тиверий и жена божественного Августа, Друсилла, шлют тебе, четверовластник, свой привет и пожелания долгих лет правления, – словно угадав опасения тетрарха, неторопливо говорил Квириний.

Антипа приободрился. Недавно Тиберий Юлий Цезарь был объявлен наследником принцепса и получил от сената постоянный проконсульский империй. Теперь ждали его назначения командующим пятнадцати легионов для подавления восстания в Паннонии. Кто унаследует власть – не вызывало сомнений!

– Август помнит, как твой отец покорил аравийцев; как в трудной войне против Антония пожертвовал дружбой с последним ради императора и прибыл на Родос, прося милости Божественного. Снабдил продовольствием и водой римскую армию для перехода через пустыню. Помнит его победу над Антигоном и помощь в войне против Парфии.

– Август был добрее к моему отцу, чем неблагодарный народ, которому царь построил новый Храм!

– …и надеется, – властно продолжил Квириний, – что ты не повторишь ошибок Архелая, ненужной жестокостью возбудившего народ к смуте! За десять лет из Трахона, Гаулантиды и Батанеи, областей твоего брата Филиппа, ни разу не поступали известия о волнениях. А ты за пирами и увеселениями не видишь, что творится в твоей тетрархии…

Опытный царедворец Антипас знал, коль сильный ищет вины слабого, возражать тщетно: правоту властителя определяет политическая целесообразность. Но сравнение с безвольным братом показалось ему унизительным.

– Тетрарх Филипп выезжает раз в год за стены дворца, берет с собой кресло и чинит суд. Вместо того чтобы виновных вели к нему. Это смирение достойно похвалы! – сказал тетрарх. Придворные часто забавляли Ирода анекдотами о домоседстве брата. – Ужели пастух уследит за стадом, оставаясь в шалаше?

– У хорошего пастуха хорошие псы, – сказал Копоний, – и стадо цело…

– Хороший пастух стрижет своих овец, но не сдирает с них шкуру, – парировал Антипа фразой Тиберия, которая давно стала крылатой.

Копоний побагровел от бешенства.

– Однако, мой друг, – сенатор вялым жестом прервал перепалку, – тебе был выслан письменный циркуляр из нашей канцелярии. Божественный не переменил решения – распоряжайся доходами от тетрархии. – Они шагали мимо фонтана по мраморной полированной дорожке. В центре фонтана из воды взмывали золотые дельфины, и перекрестья серебряных струй из их пастей мелкими брызгами освежали ивы. Антипас задержал повеселевший взгляд на певчих птицах в золотых клетках посреди веток. – Область твоего правления славится как родина известных мужей и жен. Барак из Галилеи сразился здесь с хананейским царем. Анна здесь же родила одного из ваших великих пророков Самуила. В Галилее пророк Эллия победил ложных пророков. А пророк Хошеа до ассирийского завоевания служил вашему Богу в тех же местах. Пророк Нахум из Елкоса в Галилее предсказал поражение ассирийцев от Вавилона за жестокость первых! – Прокуратор и тетрарх почтительно посмотрели на консула. Тот, видно, тщательно обговорил с советниками встречу. – Стоит ли облекать позором достойную землю?

Антипас вопросительно посмотрел на Квириния.

– Что тебе говорят имена Иехуда Галилеянин и Саддук? – спросил прокуратор.

Ах, вот в чем дело! – мысленно возликовал тетрарх.

– Не думает ли Копоний, что царь снюхался с чернью, чтоб подбить народ к смуте? – с нарочитой обидой спросил Антипас. Он жестом подозвал раба. – Николая! – бросил царь, и обратился к Квиринию. – Позволь выслушать начальника моей охраны!

Консул утвердительно кивнул. Копоний онемел от нахальства идуменянина: Антипас распорядился раньше, чем спросил соизволения.