С глаз Алексея сняли темную повязку. Он часто заморгал, приспосабливаясь к неожиданно ударившему в глаза свету, и огляделся. Это был подземный винный склад. Вдоль каменных стен шли бесчисленные полки с бутылками всех форм и размеров. В помещении было так пыльно, что хотелось кашлять.

— Кто это?

— Зачем ты его к нам притащил, Игорек?

Алексей увидел перед собой человек двадцать молодых людей. Все они были в рубахах, расстегнутых до пояса. На оголенных торсах синели татуировки, эти яркие послания миру посвященных. Лица у всех были худые и настороженные. В обращенных на него недобрых клейких взглядах читалось подозрение. Никто не улыбался. Черт, кажется, его поведение было серьезной ошибкой.

— Вечер добрый, ребята, — приветливо произнес Алексей. Он кивнул, стараясь заставить себя не смотреть на татуировки, что было довольно непросто. — Меня зовут Алексей Серов.

Мешок, который Алексей принес с собой, он поставил на заросший паутиной и пылью черный плиточный пол. Вперед вышел мужчина с аккуратным прямым пробором в гладких блестящих волосах. Он развязал тесемку, которой был связан мешок, и вытащил на свет то, что в нем находилось. В ту же секунду от повисшей в воздухе напряженности не осталось и следа.

Украсть это было проще простого, хотя заниматься этим Алексею было мерзко и отвратительно. Но такое условие поставил Максим Вощинский. Этим он должен был продемонстрировать свою верность и свой кураж. Это был подарок ворам. Алексей сразу сказал «да», не дав себе времени на то, чтобы подумать. В тот же вечер Серов вышел на улицы Москвы, чтобы доказать, что он достоин доверия, что он такой же вор, как и они, и не боится властей. Два часа он бродил по захолустным улочкам, подбирая удобный вариант с такой аккуратностью, с которой когда-то производил военную разведку. Когда случай представился, он воспользовался им без колебаний.

Алексей вышел из темноты узкого переулка на прямоугольник света, отбрасываемый приоткрытой незнакомой дверью, неслышно шагнул в переднюю. И этот короткий шаг превратил его в вора, поставил его по ту сторону закона. Руки его потянулись вперед, словно он занимался этим годами, сняли со стены резные часы, подхватили со стола металлическую вазу. На то, чтобы попасть в дом и выйти из него, ушло не больше минуты. Меньше времени, чем нужно, чтобы перерезать себе горло.

Человек, который жил в этом доме, ничего не заметил. Он в это время находился на темной улице, привязывал к повозке мебель. Его лошадь сонливо кивала головой между оглоблями. О том, для чего кому-то могло понадобиться посреди ночи грузить мебель, Алексей даже не хотел думать, но занятие, отвлекшее хозяина, оказалось Серову очень на руку. Поспешность, с которой Алексей спрятал под пальто свою добычу, потрясла его самого.

Его никто не увидел. Никто, кроме невысокого незаметного человека чуть поодаль, в тени. Это был Игорь. Он видел. Он знал.

— Неплохие стуканы, — сказал человек с блестящими волосами, показывая часы остальным.

Это действительно были прекрасные часы, старинные, судя по пленке патины на деталях корпуса. Алексей ощутил, как чувство вины острыми безжалостными челюстями впилось в него.

— Это для воров в законе, — сообщил он. — Отдаю их вашей кодле в общак.

Воры удовлетворенно закивали.

— Подтвердить кто-нибудь может? — спросил кто-то.

— Я могу, — сказал Игорь и вышел вперед, готовый дать отпор сомневающимся. — Он все чисто сработал, как настоящий домушник.

— Хорошо.

— А он вообще на киче парился?

— Может, он из лагерных? На Колыме был?

— Или на Беломорканале?

— Кто еще за него скажет?

Алексей сказал сам за себя:

— Братья, я такой же вор, как вы. Здесь я, потому что Максим Вощинский велел меня привести сюда сегодня. Сам он сейчас болен и в кровати отлеживается. Он скажет за меня.

— Сказать должны двое.

— Я за него скажу, — подал голос Игорь. — Если наш пахан за него говорит, я тоже скажу.

Этого оказалось достаточно. Господи Боже, он стал вором. Ему еще придется постараться, чтобы стать среди них своим и заручиться их доверием, но при поддержке Максима можно считать, что двери в преступный мир для него открыты. Из разговора с Максимом он узнал, что воры в законе есть везде, в каждом российском городе, и особенно их много в тюрьмах. Все они подчиняются своим строгим законам и имеют собственную систему наказаний. Кто-то называл их русской мафией, но в действительности у них было мало общего с этой итальянской организацией: они не признавали единого, стоящего над всеми босса, все были равны по положению, и им было запрещено иметь собственные семьи. Воровская братия была их единственной семьей. На сходках принимались важные решения и улаживались споры. Воровской суд был столь же строгим, сколь и беспощадным. Паханы занимали более высокое положение по сравнению с рядовыми преступниками, и с их словом считались. Максим был паханом.

Алексей молился Богу, чтобы имени Максима (хоть он и не мог сейчас встать с постели) оказалось достаточно. Странно, но он не ощущал страха, хоть и понимал, что должен был: он солгал ворам, что сидел в тюрьме, и за это ему грозило суровое наказание. Но эти люди сильно напоминали ему молодых новобранцев, которыми он командовал в армейском тренировочном лагере в Японии, с той лишь разницей, что здесь они собирались в преступные банды, а не в боевые отряды. Они так же подпитывались смелостью друг друга. Их смелость была такой же красной и хмельной, как вино в бутылках на этом складе. И все же, когда Алексей смотрел в их лица и на изуродованные торсы, его охватывало чувство, что перед ним — калеки. Все эти люди были неполноценны, как внутри, так и снаружи.