Шрифт:
И действительно, не прошло и пяти минут, как саперы и пехотинцы стали лихорадочно окапываться: тесаками, котелками, ложками, штыками, острыми камнями и палками. Земля была податливой и пусть не совсем надежно, но прятала людей. Унтер-осрщер выкопал ямку рядом с трупами и пригласил майора.
— В ямке да за своими мертвыми ребятами мы как за каменной стеной, ваше благородие! — йевесело пошутил он.
— Пуль теперь не страшно, — отозвался Жабинский.
— А от снарядов бог милует! — дополнил унтер-офицер.
Большой редут продолжал посылать пули рой за роем. После стараний саперов потери уменьшились, крики раненых раздавались реже, но жертвы все еще оставались большими. Да и как им не быть, если турки находятся наверху и видят каждого русского солдата? Надежна ли неглубокая ямка, когда человек продолжает быть целью? Мелким жарким горохом разлеталась шрапнель, брызгались гранатные осколки. Как дол-
го все это будет длиться и когда наконец генерал Гурко догадается отдать приказ на отход лейб-гвард-ии и всех других частей от неприступного Горного Дубняка?
Впервые Владимир Жабинский подумал, что ему отсюда не выбраться. И тогда ему стало жаль себя: до боли, до спазм сердечных…
III
— Ваше благородие, позвольте…
Подпоручик Суровов сердито взглянул на солдата.
— Ты кто такой будешь? — грозным тоном спросил он.
— Из вашего взвода, ваше…
— Знаю, — прервал его Суровов. — Из каких слоев будешь, спрашиваю?
— Из мужиков я буду, ваше благородие, скот у барина пас.
— А я и скот пас у барина, и постройки ему возводил, тот же мужик, что и ты, — назидательно сказал подпоручик, — То, что генерал Скобелев в офицеры меня произвел — спасибо ему, а я мужик, как есть мужик. Так что если один на один — Игнатом меня называй, имя у меня такое. До ихнего благородия мне еще далеко, да и нет мне надобности в их ряды подаваться. Что у тебя?
— Я, ваше бла… Извини, Игнат, в привычку вошло на погоны смотреть и, коль на них звездочки, благородьем величать…
— Ладно, ладно, ты дело говори! — торопил Игнат.
— Про дело и сказать хочу. Смотрю это я на войну и часто вопрос себе задаю: почему мы с барабаном ходим? Да колоннами — под пули и гранаты турецкие. В колонну и дурак попадет, не то что умный!
— А что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил подпоручик.
— Колонны под носом турок строить — людей на убой вести, ваше… Игнат. Вон ту канавку рядом с шоссе видишь?
— Вижу, — ответил Суровов.
— Позволишь, мы туда и побежим. Пяток аль десяток. Не успеют турки выстрел сделать, а мы уже там… Все ж ближе к проклятому редуту будем!
— А потом?
— А потом еще штой-то приглядим. А лежать тут или колонной на турку идти — это все равно что охотником на тот свет вызваться!
Подпоручик Суровов не знал военных уставов, а точнее будет сказать, что он их не видел в глаза. Давненько стал он думать о том, как нескладно и глупо ходить колоннами под сокрушающий огонь крупповских орудий и дальнобойных ру-
жей. Под Плевной эти колонны оставили тысячи убитых и раненых, под Горным Дубняком — то же самое. Но порядок был установлен много лет назад и считался нерушимым. А для чего? Чтобы красиво идти на турок и сотнями умирать? Пользы-то никакой! Так случилось, что батальон, в котором служил Игнат, понес меньшие потери, но и они порядочны: в роте уже не осталось ни одного офицера. Ротный, которого полчаса назад несли на перевязку, успел крикнуть: «Командуй, братец, и побеждай во имя царя и отечества!» А как побеждать? Построить остатки роты в колонну и вести на редут? Интересно, сколько шагов они пройдут и на каком по счету придется упасть: на десятом или пятнадцатом? Да если бы еще с пользой упасть, а то так, ради красивого марша! Какая уж тут красота: вести людей на верную и бесцельную гибель!
— Совет твой дельный, — сказал, все обдумав, Игнат. — Забирай вон тот десяток, что лежит у сломанного бука, и мчись до канавы. Я буду следом!
Солдат пополз к буку, коротко разъяснил свое намерение товарищам, показал в сторону подпоручика и, неловко согнувшись, побежал к канаве у шоссе. За ним побежало до десятка солдат. Турки открыли с редута огонь, но успели уложить на землю одного, остальные сумели добежать до места. Солдат поднял над канавой шапку и помахал взводному: мол, тут я, теперь не задерживайтесь и вы, ваше… Игнат!