— Вероятно, потому, что дело они свое сделали и Осману ничем больше не помогут, — ответил Гешов.

— Какая жестокость! — Минчев покачал головой.

Скупой свет из маленького оконца падал в лицо Божилу, и Йордан внимательно смотрел на него. Божил заметно исхудал, щеки его впали и пожелтели, и на них обозначились глубокие морщины, губы побледнели — голод коснулся и его, искусного барабанщика. Внимательно оглядел Минчева и Божил Гешов. Только сейчас заметил перевязанную ногу.

— А это что? — удивился он, — Никак ты ранен?

— Ранен, — подтвердил Минчев, — Сегодня угораздило подставить ногу под осколок. Ругал себя последними словами!

— А за что себя-то ругать? — Гешов улыбнулся. — У осколка глаз нет, ему все равно кого ранить: турка или болгарина!

— Ему-то все равно, да мне не все равно, Божил! Тут. такие дела, а я должен сидеть дома!

— Бог даст, пройдет, — успокоил его Гешов.

— Ругаю я себя за то, что шел не по той стороне улицы: ведь знал, откуда прилетают снаряды и где чаще всего ранят глупцов, похожих на меня!

— Всяко бывает, не суди себя строго! — добродушно посоветовал Гешов.

— Значит, ты вполне уверен, что турки побегут из Плевны? — спросил после раздумья Минчев.

— А что им остается еще делать? Хлеб на исходе, снарядов мало, кони едва держатся на ногах. Если не попробовать сейчас — надо готовиться к медленной голодной смерти.

— Ты прав, Божил, и я тебе верю, — сказал Йордан, — Но поможем ли мы русским, если свои выводы по такому важному делу будем строить на догадках? Да еще после того, как десять раз сообщали, что турки вот-вот покинут Плевну? Не посылают ли они башибузуков к мосту для отвода глаз, чтобы, получив помощь, ударить по русским в другом месте?

— Какое там! — решительно махнул рукой Божил, — Уже давно не говорят о помощи. Нет, ее они не ждут. Если и ждут от кого помощи, так только от аллаха!

— Пожалуй, и на аллаха они больше не надеются, — сказал Минчев. — Отвернулся, говорят, от нас аллах, чем-то, говорят, мы его прогневали.

— Такое и я слышал. Если не помог ни Сулейман, ни Шеф-кет, ни Мехмет, то кто-то должен помочь! Вот и молят аллаха. Высшая для них благодать — удачное бегство из Плевны.

— Удачным оно не будет, — веско произнес Минчев,—

У братушек больше силы, живым они Османа не выпустят.

— Хоть бы скорей пришел Осману конец! — мечтательно проговорил Божил и громко вздохнул. — Знаешь, не могу я больше видеть турок, не могу! — признался Гешов, — А мне их еще услаждать нужно — любят они барабанный бой!

— Успокойся, скоро ты им всем сыграешь панихиду, — заверил Минчев. — Хорошо, что ты зашел ко мне, Божил! Я уже сам собрался идти к русским, да вот нога… А час наступает такой, что надо рисковать. Я так думаю, Божил: крах турок в Плевне будет их общим крахом. Ради такого часа десять жизней отдать можно, будь они у меня в запасе! Если Осман удачно бежит из Плевны — он вольет свои силы в другие армии, воодушевит всех турок на продолжение войны, наша неволя не кончится. Такое не должно случиться! Мы должны этому помешать, Божил!

— Что же я могу сделать? — спросил готовый ко всему Гешов.

— Перебежать к русским. Ближайшей же ночью, Божил! Если удастся — получить новые данные и бежать. Тут даже один день может решить судьбу плевненского гарнизона, всей хваленой армии Осман-паши!

— Завтра мой черед идти в траншею, а от нее до братушек — сотня шагов, — ответил Гешов.

— Иди! — Минчев покачал головой, — Я напишу записку на имя генерала Скобелева. Он встретит тебя как родного. — Минчев перекрестился. — Господи, помоги нам загубить башибузуков и оказать услугу русскому воинству!.. Неужели уже занимается заря освобождения над нашей истерзанной родиной?! — закончил он взволнованным шепотом.

Утром двадцать шестого ноября на аванпост, занимаемый ротой подпоручика Суровова, прибежал турецкий солдат, назвавший себя болгарином. Он потребовал направить его к самому высокому русскому начальнику. Подпоручику было приказано доставить перебежчика к начальнику штаба плевно-ловецкого отряда. Начальник штаба допросил болгарина, тотчас снарядил гонца из казаков к генералу Тотлебену, велел угостить перебежчика сытным обедом и поручил Суровову сопровождать его в вышестоящий штаб.