— Я пошутила, Андрей, извини, я тебя так хорошо знаю!

Это верно — Ольга Головина давно знает Андрея Бородина, а точнее сказать, всю жизнь, хотя она п не так еще велика. Рыцарем выступил Андрюша еще в пятилетнем возрасте, когда не позволил отнять у трехлетней подружки ее любимую куклу. Они выросли в одном доме и дружили семьями. Отцы их сражались в Крымскую войну: ротный Головин не вернулся с севастопольских бастионов, а батарейный командир Бородин возвратился раненным и контуженным. Покашляв леть пять кровью, и он сошел в могилу. С тех пор в этих семьях радости и горести делили пополам. Недавно Андрей и Ольга были помолвлены. Быть бы свадьбе, да помешала война. Ничего, свадьбу можно перенести и на другой срок, а вот войну, видно, не перенесешь!..

— Журжево, слышно, обстреливают, — озабоченно проговорил Андрей, — береги себя, Оленька!

— Обстреливают, но редко, — ответила Ольга. — Правда, обещают сильное бомбардирование, поэтому и пас сюда прислали: на усиление перевязочного пункта и местного госпиталя.

— Вот видишь!

— Мне тут спокойно, — тихо проговорила Ольга, — а вот у тебя все впереди. Вас пока не обстреливают?

— Пока мы живем в мире и согласии с турками: ни они нас, ни мы их, — с оттенком горечи ответил Бородин.

— Василий Васильевич Верещагин говорит, что вслед за переправой начнутся решающие сражения. Скажи. Андрей, по-честному, тебе не страшно?

— Кирилл Стрельцов как-то сказал, что ничего не боится только лгун, хвастун и лицемер, да и то потому, что он обманывает себя и других. Не знаю, Оленька, как будет дальше, боя-то ведь еще не было, но дурного предчувствия у меня нет. — Бородин ухмыльнулся. — В Кишиневе мы как-то втроем зашли к одной ясновидящей, шутки ради решили погадать. И что бы ты думала? Она предсказала, что мы непременно пробьемся в генералы, сделаем хорошую военную карьеру.

— Хоть бы сбылись ее предсказания! — мечтательно произнесла Ольга.

— Генерал, бог с ним, а вот живым остаться хочу, — сознался Андрей.

На крылечке госпиталя появился санитар. Огляделся, заметил беседующих, громко объявил:

— Сестра, вас зовет врач: надо делать перевязку лейтенанту Скрыдлову.

Она медленно поднялась. Мгновенно вскочил и Андрей. Он увидел, как глаза Ольги быстро наполняются слезами.

— Не надо, Оленька, все будет хорошо, — успокоил он, — И я верю, Андрюша, милый ты мой, — проговорила, она чуть слышно.

Она пылко обняла Андрея и торопливо зашагала к крылечку, на котором все еще стоял санитар, не без интереса наблюдавший за сестрой милосердия и ее прощанием с молодым подпоручиком пехотного полка.

Широк Дунай в своих низовьях, особенно в недели весеннего половодья! Не река, а пастоящее море. Смотришь с левого берега на правый и едва различаешь на нем даже крупные предметы. Орудийные выстрелы оттуда доносятся глухо, а ружейные и вовсе напоминают стрекот кузнечиков. В ночной тишине иногда улавливаются стоны сигнальных рожков, но они так приглушены, словно дудят турки не на открытом воздухе, а зарылись в подушках. Зато чайки, утки, гуси и лебеди носятся над зарябленной рекой быстро, и Шумно: бывало и такое, что солдат подстрелит днем утку или гуся, сначала обрадуется меткому выстрелу, а потом опечалится: как достанешь ее, подбитую птицу? А какое моглр быть жаркое!..

Штабс-капитану Жабинскому нравится и эта ночная тишина, и Темное южное небо над головой, и мирный правый берег, на котором сегодня не слышно ни орудийных, ни ружейных выстрелов. Вот бы такая тишина простояла до утра!.. Они высадятся на берег, бросятся в атаку с дружным русским «ура», собьют турок с насиженных мест и устремятся вперед. А вслед за ними и вся русская армия… Как хорошо быть в авангарде и прокладывать путь всей громадной императорской российской армии!..

Притаившись за кустом и наблюдая за широкой рекой, еще не вошедшей Ь свои берега после весеннего половодья, Жабин-ский с благодарностью вспоминает Аполлона Сергеевича Кнорина, помогшего получить разрешение на это необычное плавание. Кто в молодые годы не грезит о подвигах и славе?

А какие могут быть подвиги, если на земле не гремят выстрелы и не надо’ поднимать людей в атаку? Так, баловство какое-то: и на учениях в Красном Селе, и на маневрах. Отличиться ШЬ настоящему можно лишь па грохочущем и сверкающем огпем поле боя, когда Нужно презирать смерть и подвергать свою жизнь опасности. Этот момепт наступил, сегодня русская ар-

мид переправляется у Галаца, и уже сегодня штабс-капитан Владимир Петрович Жабинский может отличиться и прогреметь на всю Россию. Он даже представил себе, как после удачной — а и неудачу он не хотел верить — переправы он вернется на левый берег и встретит государя. Его представят императору, и тот, как родной отец, облобызает его. а потом прикрепит к его мундиру орден, достойный его подвига.

Что же так медлит пехота и не начинает переправу?

К нему приблизился прапорщик и негромко, но четко спросил:

— Ваше сиятельство, на какой лодке вы соизволите расположиться?

Жабинский не понял вопроса.

— Что значит, на какой? — недовольно спросил он у прапорщика.. — На той, которая пойдет к тому берегу!

— Виноват! Вы изволите участвовать в первом или втором рейсе? — уточнил прапорщик.

— Конечно, в первом. И непременно на первой лодке, прапорщик!